Когда Аот и его союзники уничтожили их и склеп был зачищен, кощунство уже давно исчезло.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
К ак и планировалось ранее, уцелевшие лидеры нежити собрались в подвале на два уровня глубже, чем тот, который они только что уступили атакующим. Несколько их утомленных последователей столпились в зале с его замысловатыми барельефами в виде демонов и проклятых душ, ползающих друг по другу. С каждым мгновением нежити становилось все больше и больше, но Ниварра и ее сверстники потребовали небольшой боковой склеп в свое исключительное пользование, чтобы они могли поговорить наедине.
Поскольку она так часто видела его, Урамар стоял, уставившись в никуда, и время от времени что–то шептал себе под нос. Темная кровь, или что–то похожее, сочилась из разреза на его теле; и, несмотря на всю серьезность сложившейся ситуации, она поймала себя на том, что задается вопросом – какой на вкус этот гелеобразный ихор. Отравит ли он ее или возвысит так, как никогда не смогла бы кровь живых? В последнее время, засыпая в то время, когда на небе сияло солнце, ей снились восторженные сны и ужасающие кошмары – иногда было трудно их отличить – о том, что могло бы случиться, если бы он позволил ей напиться досыта своей кровью…
Она поняла, что Певкалондра смотрит на нее.
– Прости. – сказала она.
– Я спросила, – сказала упырь с раздражением в голосе, – уверены ли вы, что мы побеждены. – Жемчужина в ее глазнице мерцала, как будто у нее тик, а крошечные серебряные скорпионы, ползающие в складках ее халата, издавали еле слышный шорох. Ни один живой человек не смог бы услышать их, но вампир мог.
Вопрос ромвирианца и намек на трусость, который он нес, изгнал мысли об экзотической крови из разума Ниварры.
– Конечно! – отрезала она. – Как только я вышла из самой гущи сражения, я увидела всю битву. И да, мы убили Короля–оленя, – или, вернее, она убила. Она и ловушка, которую она подготовила, так как же кто–то смеет сомневаться в ее мужестве или ее здравомыслии? – Но в остальном все пошло не так, как мы надеялись. Враг уничтожил Сокольничего и глабрезу.
А светловолосая ведьма, казалось, была на грани того, чтобы сжечь ее и ее сестру дуртан дотла. Хотя, оглядываясь назад, Ниварра понимала, что есть основания сомневаться в том, действительно ли эта сука обладала достаточной силой. Возможно, Ниварра слишком быстро отказался от этой борьбы. Но она предпочла бы вонзить себе в сердце кол из ясеня, чем признаться в этом.
Певкалондра сплюнул угольно–черную жижу.
– Если бы я думала, что битва будет зависеть от грязных наров и их питомцев, – сказала она, – я бы вообще не согласилась участвовать в ней.
Ниварра усмехнулась и почувствовала, как удлиняются ее клыки.
– На твоем месте я бы говорила тише, – сказала она. – Снаружи есть нары. И их гораздо больше, чем ромвирцев.
– Я не боюсь ни их, ни ведьм–варваров. – сказала упырь.
Ниварра крепче сжала свое новое оружие – топор фейри. Но прежде чем дело дошло до драки, Урамар рывком вскочил, и его неравномерно расположенные глаза расширились от проявления растущей враждебности.
– Довольно!
Певкалондра нахмурилась настолько, насколько ее сморщенное, шелушащееся лицо было способно выражать эмоции.
– Меня это не волнует, даже если ваши нары и дуртан превосходят меня численностью в тысячу раз, – сказала она. – Я требую уважения.
Урамар заколебался, прежде чем ответить, как будто кто–то шептал ему на ухо правильный ответ.
– Тебя уважают, – сказал он. – Если тебе показалось иначе, то это просто потому, что в нас, нежити, есть некая… свирепость. |