Магистр остановился, осматриваясь. Он находился среди бедняков, развлекающихся у костров песнями и танцами, пьющих самое дешевое вино и, по слухам, самый мерзенный, отвратительный эль. Но, сколько Клод не оглядывался, он так и не смог найти источник этого звука. Пока, к ритму, отбивающемуся ударами невидимой руки, не присоединилось столь же завораживающее звучание струн. Казалось, что сердце каждого, начинало стучать в этом ритме, который задавал невидимый музыкант.

Похоже, что где-то неподалеку, бродячий менестрель собирался рассказывать балладу о боях и сражениях.

Отметив достойное умение этого человека привлекать внимание слушателей, Клод усмехнулся и собрался было продолжить свой путь, когда над притихшими вокруг него крестьянами, поплыл напев.

— Сражаетесь во имя Господа, вы верите, что праведно сие…

Магистр вслушался. Женский голос, поющий о войне. Он узнал его.

Клод замер, еще раз, внимательно осматривая пространство вокруг, и, наконец, определил костер, возле которого собрались притихшие крестьяне, вслушиваясь в начавшийся напевный рассказ. Он подошел ближе, и толпа расступилась, пропуская благородного господина.

Костер ярко пылал в темноте, и дети, от самых маленьких до подростков, сидели прямо на земле, заворожено глядя на тонкую фигуру девушки, двигающуюся в центре.

Он мог понять их восхищение и завороженную опустошенность взглядов.

Магистру показалось, что его пульс начал биться в ритме бубна, который звенел в ее руке.

Девушка танцевала в сполохах костра, наигрывая себе.

Ее голос, глубокий, полный чувств, окружал, укутывал всех, кто слушал, стоя рядом. Наполняя слух, проникая в разум, растекаясь с кровью по сосудам, заставляя тело вибрировать в такт этому голосу.

Она повернулась, легко отрываясь от земли, и у Клода, Великого Магистра Ковена, перехватило дух, от ее, такой открытой, почти языческой красоты.

Кристиана была совершенно иной, нежели сегодня утром на базаре. Казалось, что в этот миг ничто не сдерживало ее. Она отпустила всю себя на свободу. И это, проявлялось в каждом ее движении и жесте.

Длинные темные волосы девушки были распущенны и так же свободны, как и сама Кристиана. Они обвивали ее руки и тело, полыхая красными отблесками танцующего вместе с ней пламени. Шелковые пряди, словно живые, льнули к хозяйке, повторяя каждый поворот и изгиб, подчеркивали каждый жест поющей девушки.

Это колдовское облако буквально заворожило его. Клод не мог отвести взгляда, зачарованно глядя, как легко она поворачивается, ни капли не боясь оступиться у огня, как грациозно склоняется, словно желая, чтобы дети лучше услышали слова баллады.

Ее тело было невозможно, нереально плавным в этом танце. И она, настолько неприкрыто наслаждалась каждым своим движением, что Магистр просто не мог отвести взгляда.

В этот момент, он вспомнил малейший изгиб, малейший нюанс ее тела, которое утром так тщательно изучал, доказывая невиновность Кристианы.

Клоду казалось, что его пальцы ощущают это чувство наполненности его рук ее изгибами, полнотой ее груди. Тело мужчины напряглось от этого воспоминания, от желания, которое начало разгораться в нем, превращаясь в такой же жар, как и тот, которым пылал костер за спиной Кристиан, придавая ей таинственный, колдовской ореол.

Девушка стремительно повернулась в своем танце-балладе, и Магистр пропал, околдованный видом ее босых изящных ступней, мелькнувших под юбками, всколыхнувшимися от этого танца. Она танцевала босиком, беря силу в земле, даже, если сама не понимала этого. Обращалась своим голосом к Луне, неосознанно призывая ее магию.

Он не знал, отчего она была тут. Очевидно, благородные горожане, все же, не желали допускать в свой круг нищету, и девушка была среди таких же бедняков, как и она сама. Но это не имело никакого значения для него.

Кристиана была всем тем, в чем, как оказалось в этот момент, всегда, отчаянно нуждался Клод.