Позволив женщине еще несколько минут свободно выражать свою ярость, я дождалась недолгой передышки между всхлипами и тирадами и быстро усыпила тетю специально ради нее выученной формулой. К ужину в тот день Севиль не спустилась, как и не изъявила желания позавтракать на следующий день, лишь к обеду с улыбкой распахнув веки. Но к этому моменту меня в Алоре уже не было, так что начинать скандал заново оказалось не с кем.

Вира, помахивая у меня перед носом пальчиком, всегда повторяла про уважение старших, без стеснения веселясь над рассказами о тете. В Элессоне никто не говорил мне, как я должна выглядеть здесь вообще никто не стремился никого воспитывать. Так Кириа обожала безразмерные туники и узкие брюки. Ее отец кривился, но терпел радуясь, что хоть на официальных мероприятиях дочь в том, что положено ей по статусу.

Больше других позволяла себе вольности, разумеется, бабушка Клео. Но уж эту особу даже король не брался осуждать! Иногда о нормах мне напоминал Клант, но одной фразы о том, чтобы киашьяр оставил нравоучения при себе, хватало для прекращения развития темы.

Но никто из них не мог превзойти тетю в колких выпадах в адрес моих нарядов.

Представив в эту минуту лицо тети, я с достоинством развернулась и подошла к противоположному борту, уже там громко расхохотавшись. Спину жгло, так что не приходилось сомневаться, что почтенные матроны следят за каждым моим движением, чтобы потом всласть посудачить. Матрос на вышке что‑то крикнул вниз, сначала капитану, а потом и назад, рулевому. Митиная дернулась, с трудом, немного забирая на левый борт. Порыв ветра вздул флаг на первой мачте, и по приказу капитана матросы устремились по канатным лесенкам наверх, чтобы развернуть малый треугольный парус. Наполнившийся парус немного приподнял судно, уменьшая его посадку, и позволил спокойнее и плавнее сделать крен влево. Заскрипела обшивка, когда по дну что‑то ударило. Капитан выплюнул изо рта трубку и заорал уже в полный голос, костеря нерадивого рулевого, что в очередной раз провел митинаю над близким в этом месте дном.

Я не вслушивалась в эту перебранку, но представила каково пришлось тем, кто сидел в этот миг в каютах. Чутье меня не подводило. С митинаей ничего не произошло, лишь немного пострадал слой на просмоленных досках. Но течи от этого появиться не могло.

Успокоившись, капитан обошел груду в центре палубы и уселся обратно, стараясь совладать с выступившими на лице красными пятнами. Малышня, до этого спокойно игравшая возле ящиков, притихла.

Через считанные минуты на палубу выбежали все пассажиры, требуя объяснений. Вперед всех вырвалась дородная темноволосая женщина. Она упирала руки в бока и громко голосила что‑то про условия перевозки. Налегая на свое положение и известность. Почему‑то ее лицо показалось мне смутно знакомым, но я так много людей повидала за годы учебы, что вполне могла спутать ее с кем‑нибудь.

Последним на палубу вышел Карр. Вид у парня был сонный, куртку он успел натянуть лишь на одну руку, волосы справой стороны облюбовала корова, а ботинки он затянул до половины.

— Что тут случилось? — хрипло спросил он у меня, поправляя волосы. — Ой, смотри, это же Знойная Бло!

Теперь, после напоминания Карра, я вспомнила женщину, сообразив, что никогда не видела ее столь просто и неприметно одетой. Певица, авантюристка, она путешествовала из уголка в уголок континента, покоряя города. Кажется, она очень понравилась отцу в прошлое свое появление в Тассоли.

Что только про нее не говорили! И что она трижды была замужем. И что все мужья умерли. Ей приписывали то троих, то пятерых детей. Огромное состояние и спасение нескольких жизней. Я же видела перед собой самую потрясающую рассказчицу, какие мне встречались.

— Орика? — Девочка держалась за юбку слабо стоящей на ногах молодой женщины.

— Да? — Малышка осторожно отстранилась от матери и подошла к нам.