— Но ведь номер у него не пройдет? — спросила Леля полуутвердительно.

— Надеюсь. Конечно, Вольнов сочинил эту версию: Виктория слишком хорошо знала своего Сона, чтоб всерьез опасаться.

— Вы ее видели? Видели клеймо, где сердце?

— Видел.

— А я глаза закрыл, — признался Савельич. — Поверьте мне, это сатанинские знаки, грех на них и смотреть. Как покойница пошла на такое?

— Ой, да ну! Татуировка во всем мире в моде, она захотела, потому что — шик. Правда, Николай Васильевич?

— Танюша говорила, что сестра жила только здешним миром, тот свет — свет воздаяния — для нее не существовал. Наверное, этот обряд показался ей эротической игрой — новое, неизведанное наслаждение от прекрасных рук возлюбленного. Я, конечно, не знаток черной магии и не знаю, к каким последствиям…

— И Боже вас упаси трогать зло! — завопил старик в духе «пророка». — Последствия нам известны: смерть молодых, полных жизни людей. Магия на то и практикуется, чтоб получить власть над жертвой. «Слова власти» — так египетская молитва называется? Новая Клеопатра оказалась рабой секс-символа.

— Значит, она не виновата, ее заколдовали!

— От беса избавиться фактически невозможно, деточка, по себе знаю!

— Нет, серьезно? По себе?

— Друзья, позвольте! Не Вольнов, а Виктория захотела убийство. Одержимые женщины, воспетые в античных трагедиях…

— Взбесившиеся бабы, — перебила нимфочка. — Она хотела от мужа освободиться, да?

— На то существуют законные способы.

— Так чего ей надо было?

— Мне кажется, утвердить свою власть, привязать к себе ускользающего сообщника крепкой нитью — смертью.

— Ускользающего?

— По словам убийцы, Виктория ему уже поднадоела («печать» скарабея — обычно его прощальный знак). Однако своим планом она сумела сообщить их связи блеск новизны.

— Вот это «новое русское кино»!

— Когда-то я ее очень близко знал, но, к счастью, таких «демонических» чувств не пробудил. В тот вечер в «Артистико» она была пленительной и возбужденной, по дороге на Плющиху смеялась: настолько увлеклась Пушкиным, что ощущает себя царицей египетской. И приложила руку к груди — там, где сердце — позже я подметил этот жест у Риты Райт. «Не банальный жест, — подумалось, а загадочный знак». Так загадочно «царица» и распрощалась со мною в ту последнюю свою ночь: томно-восточным движением подняла обнаженные руки над головой, скрючила пальцы наподобие чаши лотоса.

— Она не только сама погибла, — проговорил старик сурово. — Господи, зачем вы нам встретились на Садовом кольце?

Этот вечный вопрос «зачем» не имел ответа. Девочка сказала с удивлением:

— А я встретила Ваню, когда он шел на станцию… зачем? Нет, это несправедливо: противный карлик со своим планом остался жив, а их мы больше никогда не увидим.

— Танюшу и Ванечку — никогда, — подтвердил Савельич категорически, — потому что попадем во ад.

— Вот и папуля трясется! Нашли о чем переживать… может, его и нету.

— Ад есть!

Старик и девочка азартно заспорили о существовании вечного огня; между тем пора было ехать на погребение сына, его матери и Танюши — «похоронить по-настоящему!» — о чем молилась и ради чего погибла убогая.