— Аня, — сказал Дали, — я поклонник твоего клуба, но Тео не говорил, что ты такая красавица.

На новый год в ресто-клубе подавали завтрак, поздний завтрак, а может, поздний ужин для тех, кто еще не добрался до дома с предшествующих гулянок. Запах, исходящий из кухни, был знаком. Потребовалось всего мгновение, чтобы определить его.

— Тео, как ты выяснил, где достать моле на Манхэттене? — спросила я.

— В моле есть какао, а Гранья поставляет его, — сказал Тео. — Кроме того, я очень популярен в этом городе.

В ресторане было всего три столика, два из которых уже заняли. На столах были сине-белые скатерти и церковные свечи в подсвечниках из синего стекла. Засохшая роза с склоненным цветком стояла в вазе у камина.

Моле, возможно, и близко не лежало с подаваемым в Гранья-Манане, но оно было похоже. Вкусный и пряный аромат. Глаза заслезились.

— Аня, — сказал Тео, — ты плачешь. Ничего себе проголодалась.

— Это из-за жары. Я буду в порядке. — Я обмахнулась рукой. — Люблю жару.

Я съела еще три тарелки, не понимая, насколько проголодалась. Тео смеялся над моими рассуждениями о том, идти или нет за четвертой тарелкой.

— Больше не могу, — сказала я наконец. Я отодвинула тарелку подальше и постаралась не отрыгнуть. Мне было так тепло и радостно, что я едва знала, что с собой делать.

Мы не смогли взять такси, так что пошли длинной дорогой обратно в клуб. Это заняло несколько часов, но мы были молоды и сильны, да и свободное время у нас было в запасе.

— Это не самая безопасная прогулка, — предупредила я его. — Но сейчас день, у меня при себе мачете.

Когда мы добрались до самой южной части Центрального парка, пошел снег. Мне было немного холодно, поэтому, когда Тео положил руку на мое плечо, я позволила ему это.

— Тео, — сказал я виновато, — разве не лучше оставаться друзьями?

— Кто сказал, что мы не останемся друзьями, поцеловавшись сейчас в парке и далее снова и снова?

Я наклонилась, чтобы поцеловать его, но затем остановилась.

— Ты должен знать: я не люблю тебя.

— Какое это имеет значение? Я тоже не люблю тебя. Давай улыбнемся друг другу. Ты нравишься мне. Я нравлюсь тебе. Никто не скажет А-М-О-Р* (* исп. «Любовь») или что-нибудь estúpido** (** исп. «Глупое»). Мы оба хорошо выглядим и одинокими. Так почему бы и нет?

Действительно, почему бы и нет?

Мое дыхание, наверное, отдавало вонючей стряпней, но какое это имело значение? Тео не поклонялся мне. Он не думал, что я принцесса. То есть, он знал, что мое дыхание не всегда на вкус как мятная жевательная резинка и корица. Я наклонилась и крепко поцеловала его. Здорово иметь возможность целоваться с кем-то привлекательным, потому что это утешающее и приятно.

VIII

У МЕНЯ ПОЯВИЛИСЬ ДВА НОВЫХ СОСЕДА

После родов Скарлет я виделась с ней всего несколько раз. Хотя она и присутствовала на открытии моего клуба, но рано ушла, еще до того, как началось все веселье. Она пропустила мою вечеринку по случаю Нового года, потому что провела праздник с родителями Гейбла. Пытаясь быть хорошей крестной мамой, я сходила с ней и Феликсом на Всенощную службу. Но на этом все. Школа не сближала нас, как раньше, да и жила она гораздо дальше – в 62-х кварталах отсюда.

Через несколько дней после Пасхи она сидела на диване в моей гостиной с Феликсом на руках. Была такой же красивой, что и всегда, хотя выглядела более худой, чем до рождения ребенка. Между её бровями пролегла небольшая морщинка.

— Гейбл ушел, — сказала она. — Его родители обвиняют меня. Я не могу там больше оставаться.

— Куда он ушел? — спросила я.

— Я не знаю. Мы постоянно ссорились. Он ненавидел работу в больнице.