«А вдруг это блеф?» — подумал Клавэйн.

— Я ничего не чувствую.

— И не должны — почувствуете примерно через минуту, — она указала на пустую яму в центре комнаты. — Станьте там и посмотрите вперед.

— Там ничего нет.

Но не успел он произнести эти слова, как понял, что ошибся. В яме что-то было. Моргнув, он отвел взгляд, но, посмотрев опять в яму, снова увидел этот предмет — сначала призрачный, молочно-белый, он с каждой секундой становился ярче, принимал четкие очертания. Это была трехмерная структура, сложная, как клубок белковой молекулы. Переплетение петель и связок, узлов и туннелей, встроенное в призрачную красную матрицу.

Внезапно он понял, что перед ним: это была карта гнезда, уходящего глубоко в недра Марса. Как и подозревала Коалиция, база стала гораздо больше, она расширилась и уходила в землю глубже, чем можно было себе представить. Клавэйн попытался запечатлеть в памяти хотя бы часть увиденного — рефлекс собирания информации оказался сильнее осознания того, что он никогда уже не увидит Деймос.

— Нанниты в мозгу установили связь с вашей зрительной корой, — объяснила Галиана. — Это первый шаг на пути к Всеобщему Просветлению. Теперь вы можете видеть созданные компьютером образы, закодированные полями, через которые мы движемся, по крайней мере большую часть их.

— Скажите мне, что вы не планировали это, Галиана. Скажите, что вы не намеревались при первой возможности запихнуть мне в голову нанниты.

— Нет, я не собиралась этого делать. Но я не могла позволить вашим фобиям помешать мне спасти вашу жизнь.

Изображение усложнялось. В туннелях появились светящиеся точки, некоторые медленно двигались по лабиринту.

— Что это?

— Вы видите местонахождение Объединенных, — ответила Галиана. — Нас здесь так же много, как вы представляли себе?

Клавэйн насчитал во всем комплексе не более семидесяти огоньков. Он поискал скопление, изображающее комнату, в которой находился. Вот она: двадцать ярких точек, среди них одна более тусклая. Это он сам, разумеется. На верхнем этаже гнезда было всего несколько человек; либо во время атаки обрушилась половина туннелей, либо Галиана сама приказала завалить их.

— А где все остальные? Где дети?

— Большинство из них погибли, — она помолчала. — Вы были правы, предполагая, что мы торопились приобщить их к Всеобщему Просветлению, Клавэйн.

— Зачем?

— Потому что это единственный выход отсюда.

Изображение вновь приняло иной вид. Теперь все огоньки были связаны между собой мерцающей нитью. Структура сети постоянно менялась, словно картинка в калейдоскопе. Время от времени — это происходило слишком быстро, чтобы Клавэйн мог быть уверенным, — образовывалось нечто вроде неуловимого симметричного геометрического узора, затем узор растворялся в мерцающем хаосе изменчивой структуры. Он присмотрелся к узелку, обозначавшему Галиану, и увидел, что, даже разговаривая с ним, она поддерживала постоянную связь с остальными жителями гнезда.

Затем в центре изображения появилось нечто очень яркое, похожее на крошечную звезду, и по сравнению с ней мерцающая сетка стала бледной, почти невидимой.

— Сейчас сетка стала всеобщей, — сказала Галиана. — Яркий свет символизирует ее единство — единство во Всеобщем Просветлении. Смотрите.

Он стал смотреть. От яркого свечения — самого прекрасного и манящего, что доводилось когда-либо видеть Клавэйну, — исходил луч в направлении одинокого огонька, который изображал его самого.