Любовь, которая живет только внутри того, кто любит, которая не спасает и не греет тех, кто вне, - погибает. Медленно. Незаметно. Обязательно и неизбежно. Мы это понимали. Угасшая любовь опустошает, как ничто другое в мире. Мы не могли позволить угаснуть нашей любви.

- Что же теперь? - снова услышал я.

- Надо погрузить материалы. Тело профессора, - я запнулся, - тоже.

- Да, вот что, - сказал он. - Я забыл... Она просила нас взять ее с собой. Хочет быть с отцом... и позаботиться о нем на Земле.

- Ты с ней виделся? - медленно спросил я.

- Она звонила мне днем.

Она звонила Ему.

- Пусть летит, - сказал я спокойно.

- Ты должен увидеться с ней до отлета.

Я пожал плечами.

- Тогда я полечу туда и объясню ей все про тебя.

- Не глупи.

- Ты отвечай за себя, а я уж... да.

- Поступай, как знаешь.

Он помолчал, снова заглядывая мне в глаза, а потом отвернулся.

- Понимаешь, - глухо произнес он, - в такой момент, когда все рухнуло, совершенно все, ты же видишь... хочется, чтобы хоть что-то уцелело. Понимаешь? Хоть что-то. Это очень важно. Все связано. А ты даже для этого не делаешь ничего сейчас...

- Я делаю, - сказал я. И улыбнулся.

Тридцать лет человечество было счастливо.

Мы обманули себя. Все оказалось наоборот. Сто двадцать три человека погибли более чем напрасно. Цель оказалась хуже, чем миражом.

И настал мой черед. Черед стервятника, который приходит туда, где произошла трагедия, и с холодной настойчивостью выясняет, кто хотел добра недостаточно добросовестно. Мечтал недостаточно активно. Любил недостаточно грамотно. Моя работа начинается, когда мечта умирает.

Мы убили свою мечту.

Когда я вылетал сюда полгода назад, этого еще не знали. Даже здесь. Следившие за процессами в океане Солы работники биоцентра не понимали, что происходит. Горячие головы уже разрабатывали проекты ускорения эволюции жизни на Соле, чтобы не через миллионы, а лишь через тысячи лет появились крупные животные, потом - люди но в ежемесячных отчетах биоцентра вдруг пропали нотки гордости, и Контрольный отдел решил подстраховаться.

Все оказалось наоборот. Именно на этой стадии протожизнь требует лучевой стимуляции. Многие планеты - я по памяти могу назвать четыре, на которых были обнаружены все условия для возникновения жизни и которые все же не дали жизни по непонятным тогда причинам, доходили до состояния Солы и оставались безнадежно мертвыми, потому что в должный момент не получали мутагенной подкормки извне. Когда-то ее, возможно, получила наша Земля. И вот теперь - неслыханное везение! - ее могла бы получить и Сола, если бы не вмешались люди, которые хотели только Добра.

И никто не был виноват. Странно.

- А помнишь, двое ребят из параллельного класса пытались бежать на Стройку?

Я помнил. Я разведывал для них план грузовых трюмов корабля, которым они решили добраться до Плутона, потому что имел доступ на космодром к отцу. Я сам хотел бежать с ними да ногу защемило люком, автомат которого был вскрыт для текущего ремонта, но по халатности техников все еще задействован. Мне раздробило голень. Ребята ждали у ворот порта и, когда глайдер "скорой помощи" с воем промчался мимо них, выруливая на санитарную полосу дороги, я ухитрился в приоткрытое окно швырнуть им скомканный листок с планом, где неисправный люк был обозначен как положено, черепом со скрещенными костями - я выводил их еще там в полутемном коридоре, опрокинутый на холодный пол, беспомощный с мутящейся от нестерпимой боли головой.

- Помню, - сказал я.

- Неужели можно было что-то сделать? Ничего, подумал я. Ничего. Если человек убежден, что на глазах у него гибнет его мечта, он не может не спасать. Он не может не помогать. Если б мог в пустой Вселенной он чувствовал бы себя не изгнанником, а хозяином. И проблемы не возникло бы вообще.