Из письма следует, что Остерман хорошо знал русский обычай, которому неукоснительно следовали Петр и Меншиков, находясь в путешествии, посылать своим любезным маленькие подарочки – местные «специалитеты». Марфа Ивановна благодарит супруга за «посланные для меня гостинцы новогородские, а особливо благодарствую, мой любезный друг, что ты меня бедную любишь и помнишь».

Она сообщает ему о здоровье родных и предупреждает: «Ты, мой батюшка, пожалуй не печалься, ты как здравии своем не крепок и по мне мой любимый друг не печалься, я слава Богу и сын наш здоровы». И о своих заботах по хозяйству: «Пива варить сегодня начали; отпиши, мой батюшка, сколько вар варить, мне кажется, что 5 вар варить надо англинскаго полпива, велю 2 четверти сварить». Просит передать поклон своей матери и завершает письмо так: «Любимой мой друг дорогой батюшка Андрей Иванович, живи весело и будь здоров и меня, бедную, люби всегда и я тебя до смерти буду любить верная твоя Марфутченка Остерманова».

Кажется Остерман и его супруга действительно «сошлись характерами» – оба бережливы, и даже скуповаты, оба – не любители шумных развлечений, но зато – любили хорошо поесть без навязчивой роскоши, но вкусно, обильно и добротно. Оба писали друг другу письма, полные нежности и заботы.

Из Москвы они переезжают в Петербург, где для Остермана уже возводится дом на набережной Невы. Их дети – члены большой семьи Петра. Крестными старшего сына, названного Петром, являются: государыня Екатерина Алексеевна, великие княжны Анна и Елизавета и светлейший князь Александр Данилович Меншиков. Восприемницей второго сына Федора – царевна Анна Петровна. В 1724 году в семье родилась дочь, а в 1725 году – сын Иван.

Как мы видим, семейное счастье получилось очень бюргерским, или, может быть, старосветское. Но так ли важно, немецкий привкус был у этого счастья, или старо-московский? Главное, что и Остерман и его жена готовы это счастье беречь и хранить.

* * *

Меж тем Петру оставалось жить совсем немного. Меншиков, положение которого пошатнулось, спешно сколачивал при Дворе «свою партию». Начинается «Почепское дело» и расследование ведет не кто иной, как вернувшийся из турецкого плена Шафиров. И тут Остерман неожиданно начинает поддерживать Александра Даниловича в его борьбе против Шафирова. Отчего вдруг Остерман закладывает такой «вираж»? Историки теряются в догадках. Если бы он поступил наоборот – поддержал Шафирова в борьбе против Меншикова, этот поступок был бы вполне понятен. Верность старым друзьям и покровителям всегда в почете. Подкупить Остермана, как мы знаем, невозможно. Или, может быть, он был из тех, кому просто никто не платил достаточно, а Меншиков заплатил? Но тогда где следы этой суммы, которая должна быть не маленькой? Или у Остермана накопились претензии к Шафирову, а дело Меншикова оказалось просто поводом? Или «приманкой» стала должность вице-канцлера, которую занимал Шафиров, и которая в итоге досталась Остерману, возможно, не без протекции Меншикова?

Так или иначе, а именно Шафиров попал под суд, лишился чинов, титула и имения и приговорен к смертной казни. Петр I заменил ее ссылкой, по легенде помилование осужденному прочитали прямо на эшафоте, после того, как палач занес топор над его головой. (Другая легенда гласит, что в точно такой же ситуации окажется Остерман в 1740 году, его тоже приведут на эшафот, он положит голову на плаху, топор будет занесен над ним, и только тогда он услышит, что казнь заменяется ссылкой.) Шафирова отправили в Сибирь, но позже Петр позволил ему остаться в Нижнем Новгороде. Правда, в ссылке ему суждено будет провести совсем немного времени: уже через три года его помилуют, он вновь вернет себе баронский титул, получит чин действительного статского советника, станет президентом коммерц-коллегии, которая и поручила составление истории Петра Великого.