Все это было очень наивно. Кроме того, как можно было строить буфеты, из коих раздавали подарки, все в одном месте и так близко ко рву, – это уж совсем непонятно. Не могу не коснуться и другого вопроса, который мне особенно тяжел, – это роли великого князя во всей этой печальной трагедии. Как я говорил выше, устройство народного гулянья было изъято из его ведения и передано всецело министру двора. Великому князю как хозяину столицы, конечно, это не могло быть приятным, он реагировал на это тем, что совершенно устранился от всякого вмешательства не только по отношению устройства самого гулянья, но даже и по отношению сохранения порядка, отказываясь от преподачи каких-либо указаний по этому поводу. Обер-полицмейстер, очевидно, видя такое отношение со стороны хозяина столицы, также без должного внимания отнесся к принятию мер безопасности на Ходынке во время гуляний».

Так или иначе, а великий князь винил в случившемся себя. Он был на вершине «пирамиды власти», построенной монархической системой, он попал на свое место не в силу личных качеств, а в силу своего рождения, и теперь он отвечал за случившееся, даже если не мог предвидеть его и предотвратить. Джунковский вспоминает: «Я пошел к великому князю, которому уже было доложено об этом ужасе, застал его бледным как полотно, он ничего мне не сказал, поздоровался, но не произнес ни слова. Видно было, до чего ему тяжело, я тоже ничего не решился произнести. Мы без слов поняли друг друга. Я вышел. Он поехал к государю».

* * *

Великий князь просил отставки, но Николай не согласился на это и оставил дядю военным губернатором Москвы. Волнения, связанные с «Ходынской катастрофой», понемногу улеглись и забылись. Но политические бури по-прежнему сотрясали Россию. На смену бомбистам «Народной воли», убившим императора Александра II, пришли новые террористы, объединившиеся в Боевую организацию эсеров. Созданная в 1902 г., эта организация планомерно уничтожала высшие чины полиции и правительства. На ее счету уже были министр внутренних дел Российской империи Дмитрий Сипягин (1902), сменивший его на этом посту Вячеслав Константинович фон Плеве (1904), губернатор Уфимской губернии Николай Богданович, жестоко подавивший демонстрацию рабочих в Златоусте (1903). Покушения на Константина Победоносцева и на губернатора Харьковской губернии Ивана Оболенского по разным причинам на увенчались успехом.

Сергей Александрович понимал, что обстановка взрывоопасна (впрочем, кажется, это уже было очевидно для всех). Летом 1904 г. великий князь пишет императору: «Дела еще ухудшились, и положение Москвы крайне меня тревожит в политическом и социальном смысле… Мы переживаем страшно трудные времена, и враги внутренние в тысячу раз опаснее врагов внешних. Брожение умов, напр[имер], в Москве нехорошее, я наслышался со всех сторон того, что никогда прежде не слыхал».

Наступила зима 1904/05 г., волнения в России не утихали. Сергей Александрович требовал от правительства решительных мер, был готов жестоко подавлять волнения в Москве. Но правительство не поддержало его. Новый министр внутренних дел Петр Дмитриевич Святополк-Мирский взял курс на либеральные реформы и «доверчивое отношение к общественным и сословным учреждениям и к населению вообще» (цитата из «инаугурационной» речи министра). Тогда великий князь снова подал императору прошение об отставке, и на этот раз оно было принято. Сергей Александрович остался командующим военными силами Москвы.

«Революция 1905», в отличие от последующих Февральской и Октябрьской, была как бы «размазана» во времени и в пространстве.