|
К тому же он хорошо помнил совет великого русского ученого Дмитрия Менделеева, сказавшего как-то относительно явлений, не укладывающихся в общепринятые рамки: «Их не должно игнорировать, а следует точно рассматривать, т. е. указать, что в них принадлежит к области всем известных естественных явлений, что к вымыслу и к галлюцинации, что к числу постыдных обманов, и, наконец, не принадлежит ли что-либо к разделу ныне необъяснимых явлений, совершающихся по неизвестным еще законам природы».
И далее Мессинг рассказывает об удивительном для него самого умении угадывать и предвидеть какие-либо события. О некоторых из них мы узнали уже из рассказов Татьяны Лунгиной. А теперь приведем такие факты, о которых он повествует сам. Однажды, еще в 1930-е гг., в Польше пришла к Мессингу на прием молодая женщина. Пришла как к человеку, умеющему читать мысли, узнавать то, что скрыто от других. Она достала фотографию мужчины, несколько моложе ее по возрасту, имеющего явное родственное сходство с ней. — Мой брат, — объяснила она. — Два года назад он уехал в Америку. За счастьем. И с тех пор ни единого слова. Жив ли он? Можете ли вы узнать? Он посмотрел на карточку брата бедной женщины… Вот он, один из десятков и сотен тысяч несчастных, съеденных машиностроительным заводом Детройта или скотобойней Чикаго… И вдруг увидел его, словно сошедшего с карточки. Чуть вроде бы помолодевшего. В хорошем костюме. И говорит: — Не волнуйтесь, пани. Ваш брат жив. У него были трудные дни, сейчас стало легче. Вы получите от него письмо на тринадцатый день, считая сегодняшний. — Это будет первая весточка от него за два года. — Потом он будет вам писать чаще. Женщина ушла и, как водится, рассказала обо всем соседям. Пошла молва. Дошла до газетчиков. Начался спор в печати: ошибся Мессинг или нет? В общем, на тринадцатый день в этом местечке собрались корреспонденты чуть не всех польских газет. Письмо из далекой Филадельфии пришло с вечерним поездом. Об этом факте много писали польские газеты. И до того, как он свершился — в течение роковых «тринадцати дней», — и после. Это была одна из «сенсаций». Другой случай произошел несколько лет назад. Мессинг показывал свои «Психологические опыты» в редакции одной газеты. После сеанса его пригласили в кабинет главного редактора. Присутствовало десять журналистов. Разговор зашел о телепатии. Кто-то выразил сомнение в возможностях Мессинга. Слегка возбужденный после только что окончившегося сеанса, еще не вошедший в «нормальное состояние», да еще подзадоренный разговором, он сказал: — Хорошо! Я вам дам возможность убедиться в силе телепатии. Вы все журналисты. Возьмите свои блокноты. Одни с интересом, другие со скептической улыбкой, но блокноты вытащили все. Те, у кого их не оказалось, взяли чистые листы бумаги со стола главного редактора. Вооружились вечными перьями… — Теперь пишите, — скомандовал он весело, — сегодня — пятое июня… Между двадцатым и двадцать пятым июня… Простите, как ваша фамилия? — обратился он к одному из присутствующих. — Иванов Иван Иванович, — с готовностью ответил тот. — Так вот, между двадцатым и двадцать пятым июня вы, Иванов, получите очень крупное повышение по служебной линии. Новое назначение. У меня просьба ко всем: когда это случится, позвоните мне. Все записали? Ну вот, пройдет несколько недель — и выясните, прав я был или нет. Двадцать второго числа Мессингу позвонили в разное время четыре человека. Иванова назначили главным редактором одной из центральных газет. Бесполезно было спрашивать Вольфа Григорьевича, как ему это удалось. «Скажу честно и откровенно, — признался он, — не знаю сам. |
