– Ну вот и все, господин полковник, – сказал он, – недолго музыка играла. Теперь, пожалуй, наша очередь геройствовать.

– Ну и погеройствуем, господин капитан! – бодро отозвался я, – чай, не впервой. На Ялу-то потяжелее было. И вот что, Антон Иванович – передайте, пожалуйста, своим головорезам, что местное мирное население забижать никак нельзя. И самое главное, чтоб девок с бабами руками не жамкали и в кусты не тащили. Даже по взаимному согласию. Не дело это для русского воинства.

Антон Иванович в ответ на эту сентенцию только сухо кивнул. Первый батальон, которым он командует, у нас считается штурмовым, поэтому туда понабрали самых буйных башибузуков, которые то рожу, кому-то не тому набьют, то еще чего-нибудь начудят. И инструктора у них соответствующие. И замом-инструктором у Антона Ивановича служит капитан Рагуленко по прозвищу Слон. Тот еще персонаж, с любимой поговоркой: «Налечу-растопчу!». Но любят и уважают бойцы и офицеры своего командира беззаветно, и он тоже стоит за них горой. И Слон тоже говорит, что Антон Иваныч – командир что надо.

Одним словом, дым от взрыва японской батареи еще не рассеялся, а наша десантная флотилия – БДК и ведомые им миноносцы со вторым и третьим батальонами – уже ходко, узлов восемнадцать, идет к берегу. Позади нас, отставая в силу врожденной неторопливости, телепаются канонерки, черные от набившихся на палубу морпехов. Кораблики хоть и маленькие, а весь четвертый батальон в них влез. Дивизия Кондратенко, которую еще в Артуре погрузили на транспортные суда, находится пока во втором эшелоне под охраной крейсеров. Разгружать транспортники планируется на наплавные причалы-понтоны внутри залива Асо уже после захвата плацдарма. Иначе никак. В прибое причал-понтон разбивает за считанные минуты; да и пока он цел, высаживаться на него – это занятие для любителей экстремального туризма. Но пока мы обойдемся и без них. Броненосцы, которые первоначально кильватерной колонной отходили в море, возвращаются – для того, чтобы лечь в дрейф на позиции для ведения перекидного огня…

И в этот момент на берегу, у входа в приметную долинку, расщелина от которой ведет наверх прямо к разгромленной батарее, вдруг обозначается какое-то нехорошее шевеление. А потом в нашу сторону, выбрасывая клубы белого дыма (значит, на черном порохе) дружным залпом стреляет кинжальная противодесантная батарея. Калибр у пушек небольшой – скорее всего, противоминный; да и снаряды ложатся с большим разбросом, но целят японские наводчики именно в наш БДК. Наверное, потому, что миноносцы, идущие к берегу – для них цель не лучше, чем повернутый ребром лист бумаги. Помнится, была информация о наличии в береговой обороне острова батареи из четырех устаревших крупповских морских пушек калибра восемь-восемь и длиной ствола в тридцать калибров. Однако считалось, что такая батарея находится с другой стороны острова на берегу залива Кусобо и прикрывает выход из прокопанного четыре года назад канала. А тут вот оно как получается… Оказалось, что на самом деле эти пушки распложены здесь, у подножия горы, для того чтобы прикрыть ближние подступы к большой батарее. Возможно, что к каналу их переместили уже позже, ближе к началу первой мировой войны, когда на их место встали орудия посерьезнее…

Но такая наглость не осталась безнаказанной. С русских миноносцев по обнаружившей себя японской батарее принялись часто бить носовые трехдюймовки Кане.