После каждого привала Горицвет замечал, что у него исчезала еще пара кроликов, и никто не мог припомнить, что с ними случилось. Такая участь постигла и Вербену, хотя и так было ясно, что для него все в жизни кончено, и ему опасно возвращаться в Эфрафу.

Тем не менее Горицвет не терял присутствия духа и бдительно оберегал остатки своего отряда. В результате на следующий день во время ни-Фриса он прошел караульные посты с горсткой из семи далеко растянувшихся по полю бойцов.

Судьба эфрафанцев, оставшихся на Уотершипском холме, сложилась иначе. При появлении собаки Крестовник, Репейник и еще три кролика настолько сохранили присутствие духа, что сумели броситься в открытую нору. Здесь Крестовник велел своим солдатам без промедления сдаться сидевшему в Сотах Пятому. Тот еще не оправился от обморока и едва мог понять, что происходит. Сжавшись в комок, победитель и побежденные долго просидели в норе, прислушиваясь к доносившемуся сверху лаю, до тех пор, пока наконец Пятый не пришел в себя и не пробрался к той норе, где лежал обессилевший Лохмач. Здесь он кое-как сумел объяснить осажденным, что осада снята и враг бежал.

Колокольчик с торжествующим криком выскочил из спальной норы. Впоследствии он еще долго изображал в лицах представившуюся ему картину, присочиняя к ней все новые детали. По его словам, Пятый во главе сдавшихся эфрафанцев как две капли воды походил на синичку, арестовавшую отряд галок, еще не оправившихся от линьки. Впрочем, жители колонии более всего были озабочены судьбой Ореха и Лохмача и обращали на эфрафанцев мало внимания.

Похоже было, что на этот раз Лохмачу пришел конец. Закрыв глаза и истекая кровью из дюжины полученных им ран, он лежал в том туннеле, который отстоял от врагов. Вскоре кролики вырыли ему нору пошире и установили возле него дежурство. Крольчихи сидели возле него по очереди, слизывая кровь, очищая ему раны и прислушиваясь к тому, как он тяжело и неровно дышит.

Тем временем Одуванчик и Смородина рассказали товарищам о своих приключениях. Одуванчик не мог понять, что случилось с Орехом и почему он не приходит, и, когда Орех не появился в колонии даже после полудня, кролики стали опасаться, что его настигла беда. Наконец встревоженный и огорченный Горшочек настоял на том, чтобы отправиться за Орехом на ферму. Пятый не замедлил к нему присоединиться. Не успели они пройти небольшое расстояние, как Пятый заметил, что с холмистой равнины на западе к ним приближается какой-то кролик. Они побежали ему навстречу. Это был Орех! Пятый поскакал с ним рядом, а Горшочек помчался к товарищам с радостной вестью.

Доскакав до колонии, Орех прежде всего спустился в ход, где лежал раненый Лохмач. Сидевшая рядом Хайзентли подняла на Ореха глаза.

— Тлейли только что заснул, Орех-ра! Он все время спрашивает, где вы, и твердит, что у него очень болит ухо!

Орех потерся носом о спутанную шерсть на голове Лохмача. Раны Лохмача уже засохли, и жесткая от запекшейся крови шерсть оцарапала Ореху нос.

— Проснись, Лохмач! — сказал Орех. — Ты победил: эфрафанцы удрали!

Лишь спустя некоторое время Лохмач открыл глаза и поднял голову. Надув щеки, он понюхал Ореха и Хайзентли. Наконец, подражая Кихару, Лохмач пробормотал:

— Значит, конец мистеру Зверобою?

— Да, — отвечал Орех. — Я пришел помочь тебе выбраться на сильфлей! День стоит чудесный! Кругом только солнце и зеленая трава!

С трудом поднявшись, Лохмач захромал в сторону разрушенных Сот.

— Ух! На этот раз я думал, Зверобой меня прикончит! — пробормотал он. — С этих пор мне больше уже не драться! А в чем же состояла твоя военная хитрость, Орех-ра? Она сработала на диво! Браво, Орех! Скажи же мне наконец: что произошло и как тебе удалось выбраться с фермы?

— Можешь сколько угодно удивляться, но меня привез сюда на хрудудиле человек!

— Вот как! А самый конец пути ты, по-видимому, пролетел по воздуху, покуривая зажженную белую палочку! Не ври лучше, Орех-ра!

— Ой-ой-ой! — вдруг взвизгнула Хайзентли, выкатив глаза.