Лохмач спрыгнул с откоса и присел на краю дороги. Тем временем из-за поворота послышался шум еще одной приближающейся машины. Кролики с напряженным вниманием следили за тем, как, сверкая белой и зеленой краской, машина стремительно понеслась на Лохмача. На мгновение она заполнила весь мир шумом и ужасом, но через минуту ее уже не было, и только мех Лохмача ерошился от порыва ветра. Лохмач вернулся на откос и гордо уселся посреди изумленных товарищей.
— Видишь, дороги нам не страшны, — сказал он Ореху. — По сути дела, они неживые.
Любознательный Смородина отошел в сторонку и, принюхиваясь, слез на край дороги. Орех увидел, как он резко вздрогнул и отскочил назад.
— Что там такое? — спросил Орех.
Смородина не отвечал. Орех и Лохмач поскакали к нему. Смородина открывал и закрывал пасть, облизывая губы, как кошка, наткнувшаяся на что-то противное.
— Ты говоришь, что эта вещь безобидна, Лохмач, — сказал он тихо. — А я все-таки думаю, что она опасна.
Посреди дороги лежала кучка светлого меха и коричневых колючек, торчали черные лапки и раздавленный хоботок.
— Ведь это йона — еж! — сказал Смородина. — А разве йоны вредные? Йоны питаются улитками и жуками, и их никто не ест.
— Наверное, йона ночью переходил дорогу, — пояснил Лохмач, — а ночью хрудудили зажигают яркие огни, поярче лучей Фриса! Если попадешь в их свет, то уже ничего не видишь и забываешь, в какую сторону бежать. Тогда-то хрудудили нас и давят!
— А ведь скоро наступит темнота! Скорее перейдем эту штуку. Эти дороги нам ни к чему! Теперь я тоже о них кое-что знаю, и мне хочется бежать от них подальше, — сказал Орех.
Когда взошла луна, кролики перебрались через кладбище, где маленький ручеек бежал под мостиком. Они перелезли какой-то холм и оказались на пустоши — в царстве торфа, дрока и серебристой березы. После уютных полей, которые они только что оставили, этот край показался им жутким и неприветливым. Ничего не разбирая в темноте, путешественники забрались в заросли вереска. От росы их теплые шубки насквозь промокли. В густой чаще царило безмолвие. Кролики шли все тише и тише.
Издали ветер доносил до них разнообразные ночные звуки. То вдруг пропел петух, то пробежала собака, которую окликнул хозяин, то сова проухала: «и-уить! и-уить!» — и вслед за тем раздался писк землеройки. Все звуки, казалось, говорили о том, что здесь небезопасно находиться. Они сделали привал в какой-то торфяной яме. Поздней ночью Орех вылез на нависший над ними откос, чтобы получше разведать местность. Внезапно он услышал за спиной шорох и, обернувшись, увидел Хокбита. У него был такой смущенный вид, что Орех еще раз внимательно посмотрел, опасаясь, не заболел ли Хокбит.
— Гм, гм, послушай-ка, Орех! Гм, гм! — сказал тот, уставившись в землю, где ничего, кроме торфа, не было. — Я, гм, то есть все мы, гм, считаем, что дальше идти не стоит… Нам это надоело!
Наступило молчание. Орех заметил, что за спиной Хокбита стоят Вероника и Желудь и выжидательно прислушиваются.
— Мне тоже, — сказал Орех. — Я надеюсь, что скоро конец пути.
— Говори же, Хокбит, — вмешался Вероника, — или я ему все выложу!
— Нам это все более чем надоело, — сказал Хокбит с глупым и значительным видом.
— Мы хотим отдохнуть сейчас же! — снова вмешался Вероника.
— Чем дальше мы идем, тем места все хуже, — прибавил Желудь. — Долго ли продлится наш путь? Боюсь, что мы навсегда перестанем скакать и умрем.
— Я понимаю, что вас пугает этот край, — сказал Орех. |