— Мой брат тоже в некотором роде поэт, — объяснил Орех взъерошившимся кроликам. — Поэтому поэзия производит на него чрезвычайно сильное впечатление.

Один из кроликов не протестовал, но другой возразил Ореху:

— А, еще один поэт! В таком случае послушаем и его! Это будет компенсацией за то, что он вырвал из моего предплечья большой клок шерсти.

Тем временем Пятый обошел их и рвался к выходу. Прилагавший все усилия к тому, чтобы подружиться с хозяевами колонии, Орех сильно рассердился на Пятого, так что, проходя мимо Лохмача, шепнул:

— Идем, поучим его уму-разуму.

Орех считал, что Пятый вполне заслужил от Лохмача хорошей взбучки.

Они пошли по туннелю и настигли Пятого у выхода.

— Я внезапно почувствовал, что Гусиная Лапка неудержимо притягивает меня к себе! Так одно облако притягивает другое! — попытался объясниться Пятый. — Но ведь он безумен! Раньше я говорил, что крыша в их зале сделана из костей! Сейчас я вижу, что это не кости — это туман; туман безумия закрывает здесь небо! Даже при свете Фриса мы не сможем ясно видеть и спокойно бегать по земле!

— Что за чушь он болтает? — обратился ошеломленный Орех к Лохмачу.

— Он говорит об этом вислоухом ничтожестве, об этом простофиле-поэте! — отвечал Лохмач. — Он почему-то считает, что мы имеем какое-то отношение к Гусиной Лапке и его бредовой болтовне. Убавь пыл, Пятый! Сейчас нас волнует только ссора, которую ты затеял. Гусиная Лапка пусть проваливает ко всем чертям.

Пятый смотрел на них огромными глазами, казавшимися, как у мухи, больше всей его головы.

— Тебе только кажется, что ты — сам по себе, — сказал он. — А на самом деле вы оба — каждый по-своему — до ушей утонули в этом тумане. И где…

Орех прервал его, и Пятый со страхом на него посмотрел.

— Не скрою, Пятый, я хотел отругать тебя. Ты поставил под удар всю нашу будущую жизнь в этой колонии.

— Под удар? Да ведь эта колония…

— Ты так расстроен, что нет смысла тебя бранить. Сейчас ты немедленно спустишься с нами в нору и заснешь. Идем, и не смей больше разговаривать!

Жизнь кроликов проще нашей жизни в одном отношении: в иных обстоятельствах они не стесняются применить силу. Не имея возможности выбирать, Пятый последовал за Орехом и Лохмачом в ту нору, где они спали накануне. Она была пустой, они улеглись и немедленно заснули.

4+1. Западня

Было очень холодно, и крыша в самом деле была из костей… но нет, она была из переплетенных ветвей тиса! Тут и там на ней виднелись твердые сучья, жесткие, как лед, покрытые тусклыми красными ягодами.

«Идем, Орех, — сказал Львиная Пасть. — Возьмем в рот эти ягоды, отнесем в большую нору и съедим. Ведь ты хочешь жить по-нашему?» — «Не надо так жить! Нет!» — кричал Пятый.

Отводя цепкие ветви, появился Лохмач. Во рту у него были ягоды.

«Смотри, как я научился носить! — сказал Лохмач. — А я ухожу от вас! Спроси куда, спроси куда, спроси куда!»

Затем они где-то бежали, не подземными ходами, а по холодным полям, и Лохмач все ронял и ронял красные ягоды — красные, как капли крови, твердые, как скрученная железная проволока. «Не надо кусать эти ягоды, — сказал он. — Они ледяные».

Орех проснулся. Он лежал в норе и, дрожа от холода, подумал: как странно, что его не согревают тела соседей. Где же Пятый? Куда он снова ушел? Орех поднялся. По соседству ворочался Лохмач, пытаясь найти во сне теплый бок друга, чтобы прижаться к нему покрепче, но рядом никого не было.