Славяне, однако, просчитались. Горожане не теряли времени даром, и не все их приготовления разведчикам удалось отследить. Вход в гавань перегородили цепями на бревенчатом основании, утыкав образовавшуюся плотину кольями и клиньями. За нею возвели второе заграждение — сцепленные якорями тяжелые грузовые корабли. В водных укреплениях оставили лишь небольшой проход. Неукрепленный участок у храма — и этого-то славяне не углядели издали — защитили рвом и прикрытыми досками ямами с кольями на дне. На молу, также неукрепленном, выстроили деревянную стену, невысокую — в половину человеческого роста.

На четвертый день осады приступ, наконец, начался. С восходом солнца славяне со всех сторон города издали боевой клич и ринулись на штурм. На стену обрушились камни из метательных машин. Под прикрытием камней и стрел, которые летели «подобно снежным облакам», одни славяне приставляли лестницы к стенам, другие пытались запалить городские ворота. «И было странно, — повествует солунский автор, — видеть это множество, которое затмевало лучи солнца; как туча, несущая град, так закрыли свод небесный стрелами и камнями».

Но главные силы нападавших во главе с вождем всей рати подступали с моря. Однодеревки, защищенные покрытием от стрел, огня и камней, устремились через оставленный проход к усмотренным слабым местам у храма Богородицы. В проходе, естественно, образовалась сутолока. С ней славяне на первых порах как-то справлялись, но при высадке «равномерное движение судов… стало неуправляемым». В этот самый момент, как говорит автор «Чудес святого Димитрия», «многие ясно видели защитника, любящего свое отечество Димитрия, преславного мученика в белой хламиде, который сначала обошел стену, а затем шел по морю, как по суше. Это видели не только многие просвещенные святым крещением, но и невинные дети евреев в так называемой части Врохтонов». О том, что именно это стало причиной сумятицы среди высаживающихся славян, согласно «Чудесам», рассказывали и они сами. Потерявшие управление ладьи начали сталкиваться друг с другом и переворачиваться. Подходившие следующими однодеревки прижимали шедших впереди к берегу. Люди с перевернувшихся судов хватались за борта других и нередко переворачивали и их. Это привело остававшихся на ладьях в панику. Некоторые начали рубить тонущих мечами и колоть копьями.

На берегу дела пошли не лучше. Высадившиеся среди такого беспорядка славяне вовремя не заметили рва и тем более закрытых ям. Многие попадали в них, другие остановились в нерешительности. Тогда некоторые горожане стали совершать вылазки, отгоняя врага от города. У малых ворот завязался бой — солунцы не стали ждать приступа Хотуна и сами напали на него. Славян разбили, а их вождь попал в плен и был уведен в город.

Наконец, большинству ладей удалось развернуться и выйти из гавани. Но вдруг, в неожиданно раннее время, в восьмом часу утра, с моря подул встречный ветер. Многие ладьи разбились, другие еле ушли вдоль берега к осадным лагерям на востоке и западе. Множество трупов выбросило на берег. Когда ладьи удалились, к берегу вышли солунские гоплиты. Пройдя вдоль всего южного побережья, они покончили с остатком высадившихся славян и обезглавили доставшиеся им трупы. Головы соплеменников выставили напоказ осаждавшим город с суши. Те, и без того повергнутые в уныние вестями от бежавших мореходов, отступили от стен. После пленения Хотуна, перед лицом грозных сил, как будто поднявшихся на защиту Фессалоники, продолжать осаду славяне не решились. «В большой печали» они ушли от города, бросив многочисленные осадные орудия и захваченную в предместьях добычу. Воспользовавшись растерянностью славян, находившиеся в их лагерях рабы восстали и бежали под защиту стен Фессалоники. С собой они прихватили и изрядную часть имущества хозяев.

Что касается Хотуна, то он ненадолго пережил снятие осады.