Проверять все равно было пока нечего, к тому же проверяющие были уже назначены, и в определенное время они должны будут поехать по городам и весям с проверками того, что было сделано из обещанного и что еще предстояло сделать. Так что в значимых городах остановки были короткие, так, нагнать ужаса для порядка, чтобы не расслаблялись, на дать отдых коням. Без тряски, практически в санях сами мы уставали мало, но вот кони да, им отдых был необходим, а заводными, да подменными я пользоваться не любил, не понятно в каком состоянии животные, тогда как за своих я вполне шкуру могу кое с кого спустить, если вдруг что-то пойдет не так.

Как оказалось, в Екатеринбурге Татищев в свое время сделал просто колоссально много, там даже несколько рабочих школ было открыто. Но, как только он уехал, в общем, все как обычно, на все указы забили и все позакрывалось к хренам собачьим. А некоторые школы, на которые он с таким трудом доставал необходимые учебные пособия, а многие сам переводил и закупал за свой счет, так в итоге и не открылись. Здания трогать не посмели, и они теперь стояли и ветшали, так и не приняв учеников.

Вообще я заметил, что чем дальше от столиц, тем на указы чаще и глубже забивали, а иной раз интерпретировали их так, как им хотелось. И все чиновники такие глаза делали, мол как так, неужели государыня вот это имела ввиду? Да, представьте себе, это, а еще вот это и вот то. И я так до сих пор не понял, они просто идиоты, или хитромудрые козлины, которые специально все саботировали?

Так что Татищеву пришлось впрягаться и заново налаживать все то, что было похерено. Он, когда увидел, во что его детище превратили схватился за голову, а потом Румянцев долго пытался отобрать у него пистолет. Было, правда, неясно, что он хотел сделать: кого-то убить, или самому застрелиться, но оружие у него удалось из рук вырвать не сразу.

Пережив истерику, я коротко приказал.

— Иди, и исправляй. Не уследил, надежных товарищей не поставил следить, сам виноват. И не надо передо мной сопли размазывать, у всех бывают проколы, но твое преимущество в том, что еще можно что-то исправить.

Машка взялась за работу с Татищевым с нездоровым энтузиазмом. Никто так и не понял, включая старовера Харчевникова, каким образом даже купцы включились в работу по реорганизации и улучшению города, а также возрождению школ в том числе одной женской, которую Машка успела открыть до нашего отъезда. Здание нашлось, учебные материалы тоже, а в качестве учителей согласились поработать несколько грамотных барышень, которым сидеть в такой далекой провинции было невыносимо скучно, а тут хоть какое-то развлечение. Они сами не заметили, как втянулись, и вот за женскую школу я теперь был спокоен, у этих барышень оказалась хватка сильно голодной акулы. Своего они точно не упустят.

Отдельной строкой стояли башкиры. Мрачный и торжественный Шаимов приехал сам в Екатеринбург. Разодетый и с дарами, он весьма официально заявил, что ему удалось убедить башкир и они решили попробовать. Я предупредил, что с ними постоянно будут находиться назначенные ответственные лица, он ответил, что все понимает. С собой, кроме подарков, в основном пушнины, Шаимов привез десять юношей из потомственных тарханов. Они должны буду ехать за границу, чтобы изучать все те премудрости, которые им предстоит использовать в будущем. К этому десятку я присоединил Сашу Строгонова, и Юлая. Саша неплохо сошелся с Юлаем, ему будет достаточно просто наладить контакт с башкирами, вот пускай и начинает помаленьку, потому что, сдается мне, это теперь его судьба, стать одним из основателей Башкирской губернии. В итоге, маявшийся Григорий Демидов решил сам отвезти отроков по заграницам и побыть при них нянькой. Он даже согласился часть расходов взять на себя. Поживем-увидим, что из этого получится.

— Что-то мне нехорошо, — я повернулся к Машке, которая была очень бледна, а на лбу у нее выступила испарина.

— Что с тобой? — нахмурившись, я протянул руку и дотронулся до холодного влажного лба.