Я не могу смотреть на ковер, на волокна. У меня… у меня боль в горле, эта слизь, это жжение, от которых меня тошнит. Прошлым вечером меня едва не арестовали в аптеке. Вам этого мало?
— И вы связываете это с действием пилюль с сахаром, которые я вам дал?
— Вы сами связываете.
— Да, связываю.
Рой широко раскидывает руки.
— Именно об этом я и говорю. Сахарные пилюли, я раскрыл одну из них. Что в них еще?
Клейн садится глубже в кресло. Рой сидит как сидел.
— Как Анджела? — спрашивает Клейн.
Рой откашливается.
— Давайте не будем менять тему разговора.
— А мы ее и не меняем. Так как Анджела?
— Она уехала.
— Когда?
— На прошлой неделе, — отвечает Рой.
— В какой день?
— Я не знаю. Во вторник. Может, в среду. За несколько дней до моей поездки.
Клейн кивает. Тянется рукой к своему проклятому журналу. Рой хватает его и с силой отшвыривает прочь. Журнал, отскочив от стены, падает на пол.
Доктор Клейн кладет карандаш на стол, но по его виду не заметно, чтобы он испугался. Он как будто ожидал от Роя подобной выходки.
— Так вы говорите, она уехала… и давно?
— Шесть или семь дней назад.
— Угу. Семь дней.
Рой сжимает и разжимает кулаки. Нет, он не хочет ударить доктора, пока не хочет, но ему самому легче от того, что он держит доктора в напряжении.
— Вам что, это так важно?
— Вы разговаривали с ней, после ее отъезда?
Рой поводит плечами.
— Она же в школе…
— Значит, не разговаривали.
— Нет, ей ведь надо много заниматься. Я что, должен следить за ней? Она позвонит мне, когда сочтет нужным.
— А сами вы не пытались звонить ей.
— Нет. Так… лучше. Так, как сейчас. Она должна быть с матерью.
Клейн поднимает на Роя глаза:
— А вы уже начали замечать это?
— Что?
— Взаимозависимость. Анджела уехала и ваши… трудности.
Рой качает головой. Такого он не замечает. Это все штучки психиатра, только и всего.
— Док, вы дали мне сахарные пилюли. Объясните лучше, где тут взаимосвязь.
— Значит, вы ее не видите.
— Может, хватит, — вздыхает Рой. Он чувствует, что попал в затруднительное положение. Его терпение иссякло. — Что? Что я не вижу?
Клейн подвигает свой стул ближе, его колени касаются коленей Роя. Если он подвинется еще ближе, то разве что для поцелуя.
— У меня был один пациент, — начинает он. — Три-четыре года назад. В общем, хороший парень. Любил семью, любил друзей, делал для них все, что мог. Но дела у него не всегда складывались хорошо. Как и у каждого из нас, в его жизни случались потери. Большинство людей смиряется с ними и продолжает жить дальше. Но у этого человека было то, что мы называем дефицитом атрибутивности.
— Поясните.
— Забавный способ перекладывания вины за свои неудачи на других. Ну, например: в колледже он завалил экзамен по астрономии. И решил, что это произошло потому, что профессор имел что-то против него. Просто вдруг невзлюбил его.
— Может, так и было, — предполагает Рой.
— Возможно. Но это стало как бы моделью. Его поперли с работы. С трех разных мест. Почему? Каждый раз он объяснял свое увольнение тем, что начальникам не нравилась либо его прическа, либо его одежда, либо что-то еще. Кстати, жена его бросила. Почему? Думаю, что она выполняла свои обязательства. Но ведь и он должен был делать хоть что-нибудь. В одну из ночей дом сгорел дотла, потому что он заснул в своем кресле-качалке с сигаретой в руке. |