— Вы что, хотите сказать, что мне следует винить себя?

— Я хочу сказать, что вы смотрите не туда, куда надо, только и всего. Я говорю, что вы стараетесь во всем обвинить таблетки, хотя дело совершенно не в них. Я вел вас на сахарных пилюлях с того самого первого дня, когда вы пришли ко мне…

— Вы сукин сын…

— …и по вашему собственному признанию, вы чувствовали себя прекрасно. Вы приходили сюда на третьей, четвертой неделях, и все было как нельзя лучше. Обсессивно-компульсивная петля пропала, депрессия отступила, и к началу второго месяца лечения вы были на таком подъеме, какой вам никогда не доводилось переживать. Вы тогда буквально парили в облаках. Да вы и сами это знаете.

Отрицать этого Рой не может. Хочет, но не может.

— Да. Ну так что?

— А то, что вам больше не нужен эффексор. Я могу хоть сейчас выписать его вам. Возьмите мой блокнот и сами выпишите себе рецепт, и живите на нем, получайте его без всякого труда в ближайшей аптеке. Но это без меня, потому что вам это лекарство не нужно. Ведь вы уже не один месяц принимаете эти сахарные пилюли, и если бы они у вас не кончились и вы не пошли бы в аптеку, то никогда не почувствовали разницу. Так в чем проблема? Какой смысл начинать все сначала?

Ответ Рой знает. Пока не хочет говорить. Клейн не торопит его. Они в молчании смотрят друг на друга. На столе у Клейна звонит телефон, он не снимает трубку. Не делает и малейшего движения в сторону телефона. Ждет, когда Рой заговорит. Телефон вновь звонит, потом замолкает.

— Анджела, — вдруг произносит Рой.

— Анджела. Она уехала, и у вас снова начались проблемы. Все дело в Анджеле. Она вошла в вашу жизнь. Сделала ее лучше. Она, а не лекарства. Она. А сейчас ее с вами нет.

— Анджела, — повторяет Рой. — Это Анджела.

— Вы поняли это, и вы поняли себя.

У Роя уходит всего несколько минут на то, чтобы отыскать тот самый клочок бумаги среди беспорядка, царящего на кухне. Вдребезги разбитый телефонный аппарат валяется на полу. Его сломанные и растоптанные внутренности разбросаны по всем углам. Дверь холодильника осталась открытой, и вся еда в нем протухла и воняет. В таком виде он оставил дом, когда сломя голову ринулся в аптеку. Будучи не в своем уме… будучи не в своем уме.

Он находит листок бумаги с котятами на одной стороне и номером телефона на обратной. Пробует позвонить с телефона в гостиной. Не поломанного телефона. На автоответчике мигает индикатор. Одно сообщение. Он нажимает на клавишу прослушивания, надеясь услышать ее голос.

— Привет, приятель. — Это Фрэнки. Голос сдержанный, негромкий. — В ту ночь… сам не знаю, как это получилось. Мы были… так нехорошо… сам, наверное, понимаешь? Такое случается иногда. Ну… как бы там ни было, прости меня, идет? Я не… хотел. Ты ведь не собираешься заниматься бог знает чем, а у меня на примете дела, которые можно провернуть. Довольно легко, без всяких трудностей… ну ладно, захочешь поговорить, звони. Я на месте. Да и вообще звони. Я на месте.

Рой затирает сообщение. Он рад, что Фрэнки позвонил. Рад, что извинился. Рою надо сделать то же самое. Но не сейчас. Перед ним бумажка с номером телефона Анджелы. Звонить Фрэнки он сейчас не готов. С этим можно повременить.

Рой набирает номер. Ждет соединения. Надеется на то, что трубку снимет Анджела. Оставлять сообщения он не любит. Оставить сообщение — значит записать свой голос.