..
— Например — Романов, которого уже утащили ребята из «Рослава», а мы его не прикрыли...
— Да, — согласилась Морозова. — Или — предатель, который навел на нас Кабана. Это тоже большая проблема, Монгол...
Борис Романов: катастрофа
Дарчиев все еще корчился на полу, а загримированная под Марину актриса то ли играла обморок, то ли действительно в нем находилась, однако оба они чувствовали себя гораздо лучше Бориса, которого охватило парализующее чувство невероятной катастрофы. Все произошло с точностью до наоборот. Не он вытащил Марину, а его самого заполучил «Рослав». Не было никакой мощи за его спиной, или же эта мощь хладнокровно наблюдала за тем, как Бориса вытаскивали из-за стола и вели под руки к черному микроавтобусу. И где были все эти снайперы, где были все эти тренированные стрелки?! Или не было их вообще? Но Морозова-то ведь была — совершенно точно! Борис проговорил с ней несколько часов прошлой ночью и ничуть не сомневался в ее реальности. Она была, и Монгол был, и Карабас... Все они были там, на четвертом этаже дома через дорогу. И все они сейчас наблюдали за постигшей Бориса катастрофой. Но зачем?! Зачем тогда было устраивать весь этот спектакль?! Почему они тогда просто не треснули его, беспросветного идиота, по башке еще в Балашихе и не отвезли прямо в кабинет к Челюсти?!
Это не поддавалось никакому логическому объяснению, и это лишь усугубило паралич, охвативший Бориса. Он позволил запихнуть себя в микроавтобус, он никак не отреагировал на торжествующие слова Челюсти, которые тот произносил в мобильный телефон, рапортуя начальству об успехе... Рядом сидел бледный как смерть Дарчиев, и во взгляде его, помимо боли, было такое же удивление и неверие в то, что ситуация вышла для него боком.
Какое-то время спустя Борис все же разжал губы и спросил, чтобы поставить последнюю точку:
— Вы убили мою жену?
— Неужели? — Челюсть удивленно поднял брови. — С чего вы это взяли?
— Если бы она была жива, не было бы смысла тащить сюда актрису...
— Ну что ж, — пожал плечами Челюсть. — Ничего не скажешь, логично. Да, Борис Игоревич, вашей жены больше нет в живых. Так сложились обстоятельства. Видите, я честен с вами. Я не виляю, не выдумываю. Потому что нет смысла вас обманывать — вы ведь скоро умрете. И вы сами это знаете. Только не надо предлагать мне номер банковского счета, куда вы переправили деньги — мы его и так вычислим. Деньги не важны, важен факт наказания. Мы как-то уже об этом говорили с вами... Я думал, что вы искренни со мной — но я ошибся. Вы соврати, так что расплачиваться придется и за ложь. Вот и Владимир Ашотович, наверное, сейчас станет говорить, что его выходка с пистолетом была лишь глупой шуткой, но и это будет ложью, потому что если бы Владимир Ашотович был храбрым человеком, то пистолет был бы заряженным. Но Владимир Ашотович струсил, побоялся совершить мужской поступок — и придется ему умирать, расплачиваясь не за выстрел, а всего лишь за глупую шутку...
Дарчиев отрицательно покачал головой:
— Нет... Ты не посмеешь этого сделать... Генерал...
— Он устал от тебя, Вова. Ты его утомил. Генерал попросил меня избавить его от тебя.
— Я хочу позвонить, — быстро сказал Дарчиев. — Дай мне телефон! Дай мне...
Челюсть как бы нехотя ударил Дарчиева кулаком в нос. Борис вздрогнул, хотя ударили и не его. Вздрогнул и понял неотвратимость смерти, которая сейчас была доказана этим простым и безнаказанным актом насилия. Всякие там спасительные Парагвай, «Интерспектры», коричневые обезьянки оказались бестелесным мифом, который заслуживал лишь забвения.
— И еще одно, — сказал Челюсть, потирая кулак. |