– Я удивилась только на мгновение. Брэда всегда радовала возможность принять участие в хорошей и честной битве за достойное дело. Интересно знать…

– Что вам интересно знать?

– Интересно знать, не сблизит ли их наконец это общее достойное дело.

Черчилль недоуменно поднял плечи:

– Такая возможность существует. Но я не уверен в результате. Видите ли, в области политики я шел по стопам отца, но продолжаю считать его сукиным сыном!

Наступила долгая напряженная пауза. Потом Майра заговорила о том, что тревожило их обоих:

– Теперь, когда возвращается Брэд, начинается война и на ваши плечи ложится гигантская ответственность, а на мои заботы о муже и сыне, я думаю, нам не стоит видеться, хотя бы временно.

– Хотя бы… – Его лицо приняло страдальческое выражение. – Майра! И сейчас и всегда вы есть и останетесь самой дорогой мне и самой незабываемой женщиной. Но мы оба слишком умны и слишком реалисты, чтобы питать иллюзии насчет того, что, когда война закончится, мы с вами начнем наши отношения с новой страницы, как будто ничто их и не прерывало. Всему есть время – время жить и время умирать. Мы с вами, мы оба, пережили вместе чудесную пору, но теперь сказке конец.

Он налил себе полный бокал бренди и осушил его одним глотком. Потом сел и, подавшись вперед, потер глаза.

– К тому же моя жена Клементина снова беременна. А Рэндольфу только три года. Черт возьми, Майра! Вы ведь превыше всего цените дружбу и целостность семьи. Вы понимаете, какие чувства я питаю к вам?

Она прикрыла его рот ладонью:

– Нет, Уинстон, вам не надо этого говорить. Я и так знаю. Я то же самое чувствую к вам. Но я также ценю и уважаю неразделимое единство уз плоти и крови… Брэд… ваша Клементина… ну, с этим-то мы могли бы справиться. Но ведь есть еще дети – Патрик… Дезирэ… и мои внуки. Нет, мы оба связаны узами семьи навсегда, до конца жизни… и вы так же, как я, – у вас есть Клементина и Рэндольф, возможно, у вас будут другие дети, и уже теперь вы привязаны к ним невидимыми узами.

Он поднял глаза на Майру и взял ее за руки:

– Майра, у нас есть обязательство друг перед другом.

– Какое?

– И вы спрашиваете? Последнее свидание.

– Уинстон, об этом не может быть и речи. В доме слуги…

– Нет-нет, я не это имел в виду. Не у вас в доме. Завтра вечером я хотел бы поужинать с вами в «Таверне Джона Пила». В таверне, где было наше первое свидание. А потом…

Она закончила его фразу:

– А потом мы отправимся на тот самый поросший травой холм, где мы впервые любили друг друга.

– Верно. Так вы согласны?

– Ни за что на свете не отказалась бы от такой возможности. И когда вы за мной заедете?

– Ну, скажем, в восемь часов вечера. Конечно, в тот самый час, как я заехал за вами тогда, в первый раз. И я хотел бы, чтобы вы надели то же самое зеленое платье с передником, как в тот раз. Память мне не изменяет?

Она с удивлением смотрела на него:

– Верно, не изменяет. Уинстон, вы замечательный человек. Несмотря на весь груз ответственности за страну, вы все еще помните, что на мне было надето в тот вечер, столько лет назад. Я глубоко тронута.

– Я никогда не забуду ничего из того, что случилось, что я видел или чувствовал в ту ночь, ни одной мелочи. И никакие ужасы войны не могут вытеснить эти дорогие воспоминания из моей памяти.

Они вместе подошли к широкому окну, выходившему в сад, обнимая друг друга за талию. Лужайки и серебристые клены, выстроившиеся вдоль аллеи в лунном свете, были окружены радужным сиянием.