– Боже! Ты восхитительна! Я постоянно представляю тебя такой, какой увидел в тот день, когда нарушил твое уединение во время купания в пруду в Техасе.

Она рассмеялась, но была польщена.

– В таком случае время положительно сказалось на твоем зрении. – Она встала на постели на колени и откинула простыню, прикрывавшую его тело. Глаза ее округлились. – И в то же время никак не сказалось на столь важных рефлексах.

Больше не раздумывая, она склонилась над ним, нежно охватила пальцами его разбухший орган, и ее губы обволокли его.

После того как он достиг пика наслаждения, он овладел ею, и она тоже испытала наслаждение в полной мере.

В эту ночь они еще трижды занимались любовью.

И в течение тех трех недель, что Брэд пробыл до своего отплытия во Францию, страсть их не убывала.

– У меня такое чувство, будто мы вернулись назад, во времена нашего медового месяца, – сказал Брэд.

– Да, я чувствую то же самое.

Но они оба лгали и знали, что лгут. То, что они испытывали теперь, было реакцией на ужас и отчаяние, на безумие смерти. Их страсть объяснялась иллюзией того, что если они попытаются, то смогут обрести бессмертие.

Правда заключалась в том, что и Брэд, и Майра были убеждены, что, как только он покинет Англию и отправится на войну, они больше не увидятся.

Рождество было для них радостным событием, но его омрачало сознание того, что Патрик где-то в траншеях во Франции и на следующей неделе Брэд должен последовать за ним.

– Вы думаете, вам удастся повидаться с Пэтом? – спросила его Кэндиси перед сном, уже стоя на пороге своей комнаты.

– Надеюсь, – ответил Брэд. – Я на некоторое время приписан к штабу генерал-инспектора, и первый пункт, который мы собираемся инспектировать, несомненно, будет сектор Ипра.

В канун Нового года Майра, Кэндиси и ее семья отправились в доки Плимута попрощаться с Брэдом. Все улыбались и смеялись и притворялись веселыми, как жаворонки. Когда Брэд в последний раз поцеловал Майру, перед тем как подняться по сходням на корабль, все остальные отвели глаза.

Он поцеловал ее и прошептал ей на ухо:

– Когда я вернусь домой, все будет по-другому. Я устал скитаться по свету. Хочу обосноваться в Мэнорхейвене и стать джентльменом и фермером.

– Не могу этого дождаться.

Он торопливо взбежал по трапу, а Майра круто повернулась и пошла с гордо поднятой головой и прямой спиной.

В последний день мая 1915 года, когда горничная вошла в гостиную, Майра с Кэндиси пили чай.

– Мэм, мистер Уинстон Черчилль просит его принять.

– Пригласите его и поставьте еще один прибор.

Как только Майра увидела мрачное посеревшее лицо Черчилля, она тотчас же поняла, что привело его в Мэнорхейвен.

Голос ее дрожал, когда она пригласила его сесть:

– Входите, Уинстон, и присаживайтесь. Чаю?

– Пожалуйста, чистого виски.

Он вытащил письмо из кармана пиджака и показал его ей.

– Патрик попросил, чтобы я доставил его вам лично. Оно пришло сегодня утром из Парижа со специальной оказией с театра военных действий в Ипре.

– С Пэтом все в порядке, дядя Уинстон? – спросила Кэндиси.

– С Пэтом все будет хорошо, моя дорогая. Он был ранен, но не серьезно.

– Но Брэд погиб, – сказала Майра бесцветным голосом.

Подбородок Черчилля опустился почти на грудь, и он молча положил письмо перед Майрой. Она вскрыла его ножом и развернула страницы дешевой линованной бумаги, вырванные из записной книжки.