— Если женщина удовлетворяет мужчину рукой — это петтинг. Онанизм, или говоря по-русски, рукоблудие — это самоудовлетворение. Поэтому книжка на немецком языке не могла служить к пользе Николая Дмитриевича.

Полковник покраснел и отчеканил:

— Не требуйте от меня компетентного ответа! Я не знаток по части извращений!

Похоже, Дмитрий Павлович был чрезвычайно доволен своим находчивым ответом. Хартулари, впрочем, тоже.

— Вот именно, — легко согласился он, — так почему же в этой ситуации вы не обратились за помощью к компетентному специалисту?

Полковник сидел красный как рак и хлопал глазами. Казалось, его сейчас хватит удар. Адвокат, выждав несколько секунд и убедившись, что Прознанский не в состоянии додуматься до сколь-нибудь разумного ответа, снисходительно махнул рукой:

— Да Бог с ним, со специалистом. Будем считать, что вы такое обращение сочли нескромным. Но вот ответьте мне на другой вопрос: а почему вы лично не поговорили с сыном, застав его за таким весьма пагубным — с вашей точки зрения — занятием?

— Это было бы неуместным, — после паузы выдавил из себя полковник.

— Правильно ли я понимаю, господин полковник, что пафосно рассказывать в суде о безнравственной связи сына вы считаете уместным, а приватно объяснить это самому сыну — нет?

Шумилов мысленно зааплодировал адвокату. Полковник вытащил из кармана платок, поскольку по лицу его градом покатился пот. Возможно, появление платка послужило сигналом Шидловскому, тот вскочил и возопил:

— Я протестую! Против!.. Адвокат пытается навязать жюри оценку личности!.. Совершенно недопустимая манера проведения допроса!..

Кони не успел ничего сказать — Хартулари поднял вверх обе руки, словно сдаваясь, и с улыбкой проговорил:

— Что вы, что вы, я отказываюсь от вопроса. Можете не отвечать, господин полковник… И так уже многое понятно.

— И против этого я тоже протестую, — гневно закричал Шидловский, — ваши комментарии после моих слов недопустимы.

— Вообще-то, это я веду допрос, — резонно возразил адвокат.

Тут Кони ударил молоточком.

— Господа, призываю вас остановиться, — произнес он. — Господин защитник имеет еще вопросы по существу? — И обращаясь к стенографам, добавил: — Последний обмен репликами в стенограмму не включать.

— Да, — кивнул Хартулари, — всего один вопрос. Господин полковник, а вы уверены, что именно СЫН держал на коленях обвиняемую? Вы ничего не перепутали?

Тут Шумилов еще раз мысленно зааплодировал адвокату. Хартулари просто издевался над полковником. Конечно, до поры скрытый подтекст сказанного был непонятен присяжным заседателям, но когда все станет на свои места, они должны будут по достоинству оценить последний вопрос.

Шидловский опять резво подскочил, грозя сломать свой хлипкий стул, и заверещал:

— И снова я протестую!.. Это вообще ни в какие рамки… Полчаса свидетель под присягой дает показания, а под конец ему задают вопрос, дескать, не перепутал ли, о чем говорит? Это же суд, а не желтый дом!

— Ну отчего же, — философски заметил Кони, — вопрос задан корректно и по существу, пусть свидетель ответит.

Видимо, председательствующий почувствовал намек на интригу.

— Я ничего никогда не путаю, господин присяжный поверенный, — отчеканил полковник. Он буравил Хартулари ненавидящим взглядом и обильно потел.