— Руна судьбы.

Кошка повела головой, отвечая на ласку.

— Чьей судьбы, Скай? Твоей или моей?

— Всех нас, Сигурд.

Одной рукой он все еще гладил рысь, другой потянулся за спину. Кварцевый резец легко вышел из ножен, и в следующий миг юноша воткнул его в грудь хищнику.

Зверь забился, отчаянно разрывая когтями человеческую плоть, но Скай крепко держал оружие, не обращая внимания на кровь и боль. Он думал сейчас только о своих предках, обо всех, кто помогал ему в эту минуту. И сила каменного резца соединялась с силой рун, образующих вершины пентаграммы, которая фокусировала их энергию; соединялась с силой, идущей от колонны и от гранита, на котором он стоял, — и этот мощный поток проходил сквозь тело Ская и выплескивался через кварцевый нож, торчащий из груди рыси.

Вдруг она оттолкнулась мощными задними лапами и вырвалась, оставив в руке Ская клочья меха. Но далеко убежать зверю не удалось: он врезался в каменный столп и осел на землю. Скай заметил, что рысь по-прежнему находится внутри пентаграммы. Затем очертания ее заколебались. Уши с кисточками укоротились, начал исчезать мех, когти втянулись в подушечки пальцев. И вот уже перед ним сидит кузина или, по крайней мере, ее человекоподобный двойник. Кристин в ужасе уставилась на каменный кинжал, торчащий из груди.

— Что ты сделал? — донесся из горла хрип.

— Выполнил свой долг. Кристин, я не мог позволить ему и дальше управлять тобой. Это был единственный способ.

— О нет. — Она подняла на Ская глаза, полные ужаса. — Ты все еще веришь, что Сигурд находится во мне?

— Я это знаю.

— Ты убил моего двойника, — задыхаясь, произнесла Кристин.

— Убил тебя, — тихо сказал Скай. — То, что происходит с двойником, затем случается и с тобой. Это касается и смерти. Ты будешь жить как ни в чем ни бывало, но не позднее чем через год, Кристин, ты умрешь.

Она разразилась глухими булькающими рыданиями, повалилась на бок, и кровь полилась на каменные плиты. От реки поднималась густая дымка, и девушка, казалось, плыла в ней.

Вдруг по ее телу пробежала дрожь. Рот широко раскрылся в немом крике. И вот уже вместо губ Кристин появились другие; все ее черты поплыли, будто у восковой маски, уступая место совершенно чужому лицу. Тело деформировалось; рот раскрывался все шире и шире — неестественно широко, словно из него готовилось извергнуться нечто чудовищных размеров.

Раздался ужасающий вопль. А в следующее мгновение тень неясных очертаний, вырвавшаяся на свободу из корчащегося в конвульсиях тела, налетела на Ская и отшвырнула назад на несколько метров. Огромный, пухнущий на глазах темный уродливый шар покатился по каменным плитам, постепенно замедляясь, и вот он начал превращаться в нечто иное. Появились ноги и руки. Выросла голова. Открылись два глаза.

Сигурд.

Гибким движением он поднялся с земли и уставился вниз на Ская, который пытался отползти подальше, пока не уперся спиной в каменную стену. Если юноша и испытывал до того чувство триумфа, теперь оно моментально сменилось настоящим ужасом: перед ним стоял не тот немощный старец, что жил в хижине в норвежских горах, а высокий и крепкий мужчина, и глаза его метали молнии.

— Что ты наделал? — зарычал он.

Скай заставил себя заговорить.

— Я убил ее, — сказал он. — Ее дух умирает. Человеческая оболочка погибнет следом.

Сигурд кинулся на внука, схватил за плечи, рывком поднял, словно куклу, и прижал к стене. У Ская не осталось сил сопротивляться — все были вложены в тот удар кварцевым кинжалом, — и он молча ждал тумака или чего похуже.

Но Сигурд только зло прошипел, склонившись так, что лицо его оказалось всего в нескольких дюймах от носа Ская:

— Кретин! Ты уехал, чтобы научиться вот этому? — Он ткнул пальцем в пол.