Наконец девушка заговорила. Она произнесла одно только слово:

— Маркагги.

— Фарсезе, — эхом прозвучал ответ.

Говорить больше было нечего. Они ринулись друг на друга.

Жаклин наносила удары и делала ложные выпады. Глядя на девушку, Скай вспомнил ее слова о том, что этот мир — ее; корсиканка точно предугадывала все его действия и знала, куда он направит переполнявшую тело силу. Она высоко подскочила, уходя от смертоносного удара, и в свою очередь нанесла в прыжке сильный удар, пришедшийся Скаю в плечо. Будь Жаклин вооружена кинжалом, а не дубинкой из ствола виноградной лозы, такой же как у него, лежать бы ему сейчас на земле и истекать кровью. Боль тем не менее была адской.

Девушка снова налетела, размахивая оружием, словно это была дирижерская палочка, а сама она шла во главе парада. Тяжелая дубинка пробила неумелую оборону Ская и обрушилась на другую руку, его дубинка со свистом рассекла воздух в том месте, где Жаклин находилась секундой раньше.

Она отскочила, а Скай взвизгнул от боли. На этот раз девушка не стала моментально нападать. Она замерла в нескольких шагах от противника и следила, как тот пытается отдышаться, выпрямиться и поудобнее перехватить оружие. Затем качнула головой, почти печально, и бросилась в решающую атаку.

«Еще один удар — и мне крышка», — отстранение подумал Скай.

И даже если он его не прикончит, не будет никакой возможности помешать ей воспользоваться кинжалом — Скай заметил, как лезвие блеснуло серебром на поясе Жаклин. Она просто перережет ему глотку, словно свинье.

И юноша сосредоточил все внимание на клинке, в то время как девушка кружила перед ним, перекладывая дубинку из руки в руку и выжидая подходящего момента. Скай даже не следил за этим мельканием, он видел только кинжал и смерть, которую тот несет. И именно в точку прямо над рукояткой он нанес удар. Пусть Скай был не так проворен, как его противница, но она сама пришла ему на помощь, прыгнув и буквально налетев на его дубинку. От мощного толчка в живот Жаклин сложилась пополам, рухнула навзничь и скорчилась на земле, отчаянно хватая ртом воздух.

— Месть!

Не крик, всего лишь шепот, но исходящий одновременно из множества глоток, достиг ушей Ская. Оторвав взгляд от бьющейся в агонии девушки, он увидел, что у каждого дерева на поляне теперь колышется тень. Он не заметил, когда появились маццери. Возможно, они с самого начала наблюдали за поединком и ждали, когда один из противников будет повержен.

— Месть!

На сей раз прозвучал только один, ликующий голос — это Паскалин Маркагги, выйдя на поляну, призывала внука покончить с врагом. И эхом — крик яростный, полный глубокой печали. Напротив на прогалину неверной походкой вышла Эмилия Фарсезе, поводя руками перед собой, словно нащупывая дорогу. Горе сделало из нее старую слепую женщину, каковой она и являлась в реальном мире.

Вокруг бойцов черные фигуры сошлись кругом. Качаясь из стороны в сторону, они напомнили Скаю Скуадру д’Ароцца, с которой он столкнулся в Сартене в первую ночь. Призраков, явившихся предъявить права на того, кому предстоит вскоре умереть, — на Жаклин Фарсезе.

Девушка по-прежнему хватала ртом воздух, скорчившись у его ног, однако рукой пыталась нащупать оброненную дубинку. Скай ногой отшвырнул ее подальше, и в этот момент к ним шагнула Паскалин.

— Смерть, — спокойно сказала она, вытащила из-за пояса у Жаклин кинжал и протянула внуку.

Скай схватил его и понял, что оружие очень старое — темное длинное лезвие истончилось за многие годы, за многие убийства.

— Смерть!

Множество глоток подхватило ее вопль; кричала даже Эмилия, и слезы текли из невидящих глаз. Собравшиеся в круг маццери теперь двигались противосолонь, вновь и вновь повторяя одно слово на высокой пронзительной ноте: они пели voceru, корсиканскую погребальную песнь, текст которой состоял из одного только:

— Смерть! Смерть! Смерть!

Скай глянул на девушку, которая к этому моменту частично восстановила дыхание и теперь широко раскрытыми от ужаса глазами смотрела снизу вверх на победителя и на оружие, которое тот сжимал в руке.