Охваченная любопытством Мариэтта нарушила строжайшее правило хора — она повернулась к Фаустине и прошептала:

— Кто эта золотая маска?

Фауетина, чуть приподняв листок с нотами, ответила ей свистящим шепотом, почти не разжимая губ.

— Это синьор Доменико Торризи. Про него говорят, что он единственный в Венеции муж, который влюблен в собственную жену. Она — рядом с ним. Другой — Марко Челано, мне кажется, он симпатичнее. Но они — два сапога пара: почти ровесники, прекрасно фехтуют и, если нам повезет, увидим, как засверкают клинки. А может быть, даже кто-нибудь будет убит.

— Мариэтта зябко повела плечами. А драма между тем продолжалась. Мужчины вступили на ту полосу, которая отделяет кресла первого ряда от подиума, откуда маэстро как ни в чем ни бывало продолжал дирижировать оркестром. Рука Доменико Торризи легла на эфес шпаги, и он про до шкал в упор настороженно смотреть на Марко Челано. Напряжение в зале стало почти осязаемым. Весь первый ряд поднялся, а те, что были позади, стали взбираться на кресла, чтобы получше видеть происходившее. Хозяин дома синьор Манунта, в страхе вскочил, подбежав к спорщикам, замер в нерешительности, не зная, к кому из них обратиться с увещеваниями, которые, вполне возможно, могли возыметь и противоположное действие.

Затем синьора Торризи, видя побелевшие пальцы мужа на эфесе, готовые вот-вот выхватить шпагу, сорвала с лица маску. Гримаса страха исказила ее лицо классической красоты.

— Нет, Доменико! — в отчаянии взмолилась она. — Нет!

Созерцавшая сцену публика окаменела в ожидании. Пальцы медленно разжались, и опустившаяся рука повисла вдоль тела. У всех вырвался невольный вздох облегчения, а может, у кого-то и разочарования. Мариэтта, зачарованная сценой, увидела, как Доменико Торризи повернулся к жене и, усадив ее, сам сел рядом. Ее голова бессильно упала к нему на плечо, и он успокаивающе обнял ее за плечи. Марко Челано же так и продолжал стоять, на его лице читались изумление и ярость. Потом, покачав головой, снова занял свое место, хотя желваки у него на скулах и упрямо поджатые губы говорили о том, что для него этот конфликт далеко не исчерпан. Мариэтта увидела, как изменилось лицо синьора Манунты. Она от души сочувствовала этому человеку: задуманный им вечер, суливший его гостям и ему самому истинное наслаждение, оказался омраченным этим эпизодом. Должно быть, в список приглашенных вкралась какая-то ошибка, и синьор Манунта ломал голову над тем, как спасти этот едва начавшийся вечер и предстоявший после концерта ужин.

Маэстро пережил небольшой шок: отгремели завершающие аккорды «Четырех времен года», а его не оглушил гром аплодисментов, к которым он привык. Но, кланяясь в знак благодарности за жидкие хлопки, его острый взор заметил золотую маску Торризи, а затем, к вящему удивлению, различил среди гостей и представителей клана Челано. Присутствие обеих враждующих фамилий он расценил как вызов своему творчеству. Но ничего, он еще пожнет свои лавры, несмотря ни на что, даже на такой мощный отвлекающий фактор, как стычка в первом ряду. Его палочка снова взлетала вверх. Адрианна стояла на подиуме и приготовилась петь. Дирижер пошел с козырной карты — ничего на свете, даже Торризи и Челано, сидящие в одном ряду, не смогут отвлечь публику от исполнительницы.

Под чарующие звуки голоса Адрианны, околдовавшие публику, Мариэтта украдкой стала изучать Доменико Торризи. Что скрывал золоченый щит, прикрывавший его лицо? Она спокойно разглядывала, поскольку его внимание привлекала только жена, которая, по всей вероятности, так и не успела еще придти в себя.