И вот вскоре состоялся очередной визит Адрианны во дворец Торризи. После взаимных приветствий Мариэтта, взяв за руку младшего сына Адрианны и с Елизаветой на руках, отправились в соседнюю гостиную, где обычно в большом хрустальном блюде у них стояли сладости. Доменико и Адрианна остались вдвоем. Доменико умел вести допросы, и застать Адрианну врасплох своими вопросами труда не составило.

— Что именно произошло, когда родилась Елизавета?

Он видел, как вздрогнула женщина и мгновенно залилась краской.

— Как я уже говорила вам, был такой момент, когда доктор, если бы у нас была возможность вызвать его, непременно воспользовался бы щипцами, но потом все обошлось и без них.

Похоже было, что Адрианна не лгала ему, по крайней мере, голос звучал твердо, и она не отводила взор, глядя ему прямо в глаза, но тем не менее покраснела, будто все же чувствовала за собой вину.

— А Мариэтте не грозила смерть? Ответьте, пожалуйста, как все было.

— Нет, ничего такого не было. Ведь Мариэтта сама должна была рассказать вам обо всем.

— Да, да, она уверяет меня, что все было в порядке, но… вы ведь сами понимаете, каково для меня, не дай Бог, потерять и ее.

— Доменико, здесь вам не о чем беспокоиться.

Доменико уже открыл рот, чтобы попросить ее уточнить, что она имела в виду, говоря «здесь», но вдруг услышал, как возвращается Мариэтта с детьми, У него возникло сомнение. Что-то не так в тех отношениях, которые существовали до его отъезда в Петербург, и они не будут вновь такими до тех пор, пока он все не выяснит. Оказывается, это расставание оказалось куда более серьезным испытанием, чем он мог предполагать.

Постепенно и Мариэтта стала приходить к пониманию того, что приближение родов и их трагический исход в большой мере повлияли на то, что ее гнев по поводу обнаруженного ею странного завещания Анджелы преувеличен. Она видела, что Доменико переживает, прекрасно понимала почему и решила положить конец этой недоговоренности. И когда они как-то отправились на виллу, где Мариэтта чувствовала себя спокойно и непринужденно, она вдруг поняла, что теперь сможет начать этот нелегкий разговор и об Анджеле, и о том, что случайно обнаружила в той папке. Они с Доменико сидели на террасе, и он, не выпуская ее руки из своей, терпеливо и честно объяснял ей, как все было.

— Анджелу всегда привлекали всякого рода романтические проявления, — тихо говорил он, — и после того, как я случайно увидел тебя и этого француза на том самом ридотто, я решил рассказать ей об этом инциденте, и она страшно заинтересовалась тем, как это девушка из Оспедале делла Пиета сама решилась на то, чтобы проникнуть через ее стены и вообще отважиться на такое. Именно поэтому она пожелала, чтобы я организовал за вами наблюдение. Она никогда ни на секунду не могла пожелать тебе дурного. Наоборот, когда выяснилось, что молодой человек уехал из Венеции, она страшно расстроилась и опасалась, как бы ты в отчаянии не наделала глупостей. Вот и все. Теперь ты знаешь всю правду. А что же касается того письма, — сказал в заключение Доменико, — так разве плохого хотела она мне или тебе? И уж никак не хотела, чтобы память о ней омрачала наше с тобой счастье и представала перед нами в виде ее портретов. Именно поэтому я и решил убрать их с глаз подальше, в свой кабинет.

— Ты сделал это ради меня?

— А ты можешь думать, что по какой-то другой причине? К тому времени как мы поженились, скорбь моя поутихла, да и ты тоже, как мне кажется, нашла в себе силы покончить с прошлым и отодвинуть все в разряд воспоминаний.