Как же отвратительно она сегодня играла! Ее голова была занята иным. Все те нежные слова, заверения в любви, которые ей довелось сегодня услышать от Филиппо перед тем, как он ушел во Дворец дожей, казалось, высыпали на ноты, лежащие перед ней, и пустились в неистовый танец. Нет, сегодня она больше не будет играть.

Бьянка сложила нотные листки и убрала флейту. С минуту постояв в раздумье, она направилась в библиотеку, где сестра Джаккомина сидела, углубившись в чтение очередного фолианта на латыни.

— Что мне сейчас делать? — вежливо осведомилась Бьянка.

Монахиня лишь махнула рукой в ответ, не отрывая глаз от страницы.

— Сядь, посиди, дитя мое. Сейчас, сейчас, вот дочитаю до конца эту главу и скажу.

Но глава уже давно была дочитана, а сестра Джаккомина, казалось, совсем забыла о ее присутствии. Она была где-то далеко, в совершенно другом мире. Когда монахиня переворачивала очередную страницу, Бьянка, поигрывая пером, вздохнула. Как же скучно сидеть здесь и ничего не делать! Время тянулось так медленно. И когда только вернется Филиппо? Бьянка вспомнила о масках, выставленных сейчас в Кремовой гостиной, и ей вдруг захотелось посмотреть на них. Ей было известно о той атмосфере таинственности, которая всегда окружала частные заказы именитых лиц. На балах и маскарадах всегда присутствовал, элемент внезапности, игры, когда к пикантности, присущей таким праздничным сборищам, возникавшим вследствие анонимности присутствующих, добавлялась и заинтригованность гостей при виде какой-нибудь особенной маски — ведь каждый из гостей желал, чтобы именно его маска была единственной и неповторимой.

Раньше Бьянке, как и другим девушкам из Оспедале, приходилось видеть карнавальные шествия и танцы лишь со сцены, но в будущем — Бьянка дала себе зарок — непременно стать самой активной участницей этого невиданного веселья. Она еще прокатится в этих чудесных, освещенных свечами, богато украшенных гондолах, она станцует и на площади Сан-Марко, она еще посмеется вдоволь над проказами Пульчинелл и Коломбин, словом, все еще впереди. И фейерверки будут рассыпаться тысячей огней прямо у нее над головой, и на залитое мириадами разноцветных звезд небо она будет смотреть не из окна, а с площадей и набережных Венеции.

Филиппо не станет журить ее за то, что она без спроса посмотрит на его маски. Сейчас она пойдет в Кремовую гостиную и взглянет на них. Она даже сможет примерить одну или две или даже встретить его, закрыв лицо какой-нибудь самой причудливой из них. Сколько раз он говорил ей, что она, его маленькая птичка, что бы ни делала, это лишь приносит ему счастье, радует его.

— Тогда я пойду в Кремовую гостиную, — заявила она.

— Ладно, ладно, — отсутствующим голосом отозвалась сестра Джаккомина.

Бьянка вздохнула. С этой пожилой монахиней, когда она уткнется в книгу, говорить все равно, что с глухим! Девушка вышла из библиотеки и направилась в Кремовую гостиную. Здесь было пусто, но прямо перед ней, прислоненная к спинке одного из стульев, на нее смотрела странная маска. Странная потому, что походила на что-то виденное ею ранее. Маска представляла собой разукрашенную драгоценными камнями голову ревущего венецианского льва.