Венеру видя, он рассвирепел,

                    Как будто на угли она подула,

                    Надвинув глубже шляпу, засопел.

                    И смотрит в землю, черную, как дуло,

                       Рецептов вовсе там не находя.

                       Следя за ней и душу бередя.

                    Занятен вид богини молодой,

                    Ползущей по-пластунски к сорванцу.

                    Занятен лиц румянец наливной,

                    Вид краски, прыгающей по лицу.

                       Белый налив ланит, и вдруг - не тронь! -

                       Бьет молнией антоновский огонь.

                    Ну вот. Подкралась исподволь к пеньку,

                    Волшебною змеею у колен,

                    И поправляет шляпу пареньку.

                    Другой рукой коснувшись шейных вен,

                       И выше, где пощечина (Бог мой),

                       Алело прошлое, как след в снегу зимой.

                    И сшиблись взоры их, как два клинка:

                    Ее - молящие, его - гнетущие

                    Глаза, и разминулись два лица.

                    Ах, к пущей жалобе презренье пущее!

                       Так выглядел спектакль, и в пантомиме

                       Порхали слезы птицами седыми.

                    Руки не отнимает он у ней,

                    Как лилия торчит (тире) средь снега.