Но гораздо важнее было то, что атмосфера любви, которой Дионе так недоставало в Грантли-холле, снова окутала ее нежным покрывалом.

На некоторое время даже горечь расставания с маркизом отошла на второй план.

Однако горькие думы вскоре нахлынули на Диону с новой силой. Теперь уже ничто не могло отвлечь ее, как во время путешествия, когда девушка невольно забывалась, оглядывая деревни и города, леса и поля, мимо которых проезжал дилижанс. Казалось, все ее существо громко протестует против безжалостной судьбы, отнявшей у нее любимого человека.

«Он женится на другой. И, значит, больше не принадлежит тебе!» – пыталась убедить себя Диона и все же не могла забыть жарких объятий и страстных поцелуев, которые маркиз дарил ей прошлой ночью.

Она снова чувствовала на губах сладость его губ, а в ушах ее продолжал звучать его глубокий, проникновенный голос, от которого у Дионы замирало сердце, а душа устремлялась к небесам. Она не могла забыть слова маркиза: «Боже, как я люблю вас!»

– И я его люблю! – вслух сказала Диона, как будто разговаривала с матерью. – Он для меня – весь мир… небеса и море, луна и звезды – все слилось для меня в этом человеке! Никогда, о, никогда я не полюблю никого другого…

Девушка тихонько всхлипнула и добавила:

– Вот так же и ты, мама, любила отца. Теперь я понимаю, что такое настоящая любовь! Но что же мне делать? Ведь я разлучена с любимым… Я совсем одна на свете!..

В этот момент Диона почувствовала, как холодный нос Сириуса ткнулся ей в руку. Значит, пес чувствует, что его юная хозяйка несчастна.

Обвив руками шею Сириуса, Диона прерывающимся шепотом произнесла:

– Остались мы с тобой вдвоем, только ты и я. Теперь ты, мой верный Сириус, должен заботиться обо мне… Ведь больше некому!

Девушка не выходила из комнаты матери до тех пор, пока солнце не начало клониться к закату. Наступил вечер.

Диона решила переодеться, а пока развесила в гардеробе все наряды, привезенные ею из Лондона, как будто показывая матери свои обновки.

Платье, в котором Диона приехала в Грантли-мэнор, совсем запылилось, и она отложила его в сторону, намереваясь попросить миссис Бриггс привести его в порядок.

Для обеда Диона выбрала одно из тех платьев, что миссис Лэмборн купила для нее на Бонд-стрит.

Оно было гораздо наряднее всех прежних одеяний девушки, и, взглянув на себя в зеркало, Диона поняла, что миссис Лэмборн специально выбрала для нее это платье: оно наверняка должно было понравиться маркизу.

Но теперь он уже никогда не увидит ее в этом наряде, а значит, его можно преспокойно выбросить на помойку.

Мысли девушки снова обратились к маркизу, и она решила сойти вниз и поговорить с миссис Бриггс, надеясь, что таким образом сумеет отвлечься и не думать о том, кто был теперь потерян для нее навсегда.

Когда Диона начала спускаться, а Сириус, бежавший впереди нее, уже достиг холла, девушка услышала, как к дому подъехала карета.

Дверь по-прежнему оставалась открытой, должно быть, Бриггс так и не запер ее, после того как впустил Диону.

На мгновение Диону пронзила страшная мысль, а что если дядя Хереворд каким-то образом узнал, что она сбежала из Лондона, и снова явился сюда за нею?

Но даже если это не сэр Хереворд, а кто-то из местных жителей, ни к чему, чтобы ее здесь увидели, иначе скоро всем станет известно, что она вернулась в Грантли-мэнор.

Дионе не оставалось ничего другого, как попробовать быстрее спрятаться, и она открыла первую попавшуюся дверь.

Комната, куда вошла девушка, оказалась кабинетом ее покойного отца. Он очень любил это помещение, стены которого, как и стены кабинета маркиза, были увешаны великолепными гравюрами с изображением лошадей, а на полках во множестве стояли книги, посвященные главным образом коневодству.