— Вместе с кровью сотен других, — парировал Ваун, вмиг утратив свою веселость, — что не сильно меня отягощает.

— Тебе еще это припомнится, — пообещала селестинка.

Мужчина издал возглас досады.

— Да разуй же ты глаза, женщина! — бросил он, указывая на труп. — До тебя еще не дошло?

Изабель тем временем изучала приборные панели в комнате.

— Я не техноадепт, но полагаю, что он появился тут для проведения молитвы-диагностики устройств. — Она провела руками по тусклым медным циферблатам приборов, которые мгновенно ожили и высветили слегка искаженное, подрагивающее гололитическое изображение.

Оно было черно-белым, но на нем четко различалась группа одинаково одетых людей, склонившихся над операционным столом. Глядя на это, Верити поняла две вещи: первая — на столе лежал человек, еще живой, в сознании и все чувствующий, и вторая — это была визуальная запись того, что происходило когда-то в этой самой комнате.

Изображение слегка осветило палату, озарив фарфоровой белизны пьедесталы и темные пятна запекшейся крови.

Ваун вытянул шею, вглядываясь в происходящее на гололите.

— Я знаю ее, — отметил он, — правильнее сказать, знал. Ее звали Кипсель. — Он отвел взгляд. — Она не пережила этого.

— Чего? — полюбопытствовала Верити.

Ваун постучал по выпуклости за своим ухом:

— Этого.

Изабель вгляделась в коническое изображение, на котором имелась пометка на высоком готике.

— Кипсель. Ее имя тут, в записи. Вместе с датой.

Госпитальерка глянула ей через плечо.

— Дата совпадает с тем периодом биографии Вауна, что была стерта из файлов библиариума. — Она перевела взгляд с цифр на изображение, и от удивления у нее расширились глаза. — Можешь остановить воспроизведение?

Боевая сестра коснулась панели управления, и запись замерла.

— Что не так, подруга?

Верити ткнула пальцем в гололит, исказив призрачное изображение.

— Это он. Они оба.

— Святая Терра… Да, я тоже вижу. — Изабель снова взялась за приборы, проворачивая изображение для лучшего обзора.

Верити и другие женщины видели людей, одетых так же, как мертвый жрец, только с откинутыми капюшонами. Двое мужчин выделялись из толпы, им явно оказывали почет. Время и плохое качество записи не сделали их менее узнаваемыми.

Ваун артистично указал на них рукой:

— Почтенные сестры, позвольте вам представить мерзавца Ла-Хайна собственной персоной и самого преданного его лизоблюда Веника.

Мирия приказала селестинкам прочесать операционную и прилегающую к ней приемную. По всей видимости, мертвый жрец собирался изучить содержимое записей — может, готовясь вернуть их в обращение. В одном из помещений стояла тележка на колесах, нагруженная бобинами блестящих пленок. Верити определила их как накопители данных, которые можно воспроизвести на гололитическом экране, где проигрывалась сцена с Ла-Хайном и несчастной Кипсель. Этой пленки хватало на бесконечные часы просмотров, и лишь Императору было известно, сколько тут подобных записей.

Старшая сестра беспристрастно глядела на катушки с пленками. Она недолюбливала псайкеров, но то осквернение, которому подверглась женщина по имени Кипсель, не выходило у нее из головы. Церковь не пытала и не мучила людей без веской на то причины; и зачем все это лорду Ла-Хайну?

— Должно быть, это происходит здесь многие десятилетия, — прошептала Кассандра. — Но я никогда не слышала о подобном.

Мирия приняла в расчет то, что, возможно, тут приложила руку Имперская инквизиция, но нигде не было ни единого намека на причастность Ордо Маллеус или какой-либо другой организации Бога-Императора.