— Я не могу говорить, — тихо сказала я. — Как я бы была счастлива, если бы я могла всё вам рассказать! Но однажды придёт время, и тогда… Но одно вы должны знать прямо сейчас, потому что я это учинила сама — я хулила вас при дворе, я сказала, что вы ледяной счетовод, что вы всё знаете лучше всех…
Я заметила, что он тихонько посмеивается.
— Ах, вот какой злой язычок у маленькой Леоноры? — сказал он.
Я испуганно подняла голову и отвела обнимавшую меня руку.
— Не думайте, что всё, что я вам сделала, ограничивается детской болтовнёй! — вскричала я.
— Я так не думаю, — успокоил он меня с той же пленительной улыбкой на устах. — Я хочу услышать обо всех плохих деяниях — но тогда я буду вашим судьёй; вас это успокоит?
Я согласилась.
— А тогда вы безоговорочно примете приговор, который я вынесу.
Глубоко вздохнув, я сказала:
— Я с радостью это сделаю.
И я вытерла глаза и начала говорить о моей тёте.
— Я уже слышал от фройляйн Флиднер о странной гостье, которая укрылась под крылом безрассудной маленькой ласточки, — перебил он меня. — Это та женщина, которой вы послали деньги?
— Да.
— Хмм — мне это не нравится. Я безусловно доверяю фрау Илзе, а она очень плохо отзывалась об этой тёте. Как этой даме пришла в голову странная идея говорить именно со мной — чего она хочет от меня?
— Совета. О пожалуйста, господин Клаудиус, будьте добры! Мой отец её оттолкнул…
— И тем не менее она собирается жить там же, где и он, всё время подвергаясь опасности встретить того, кто от неё отрёкся?.. Мне это не нравится!.. Но мне придётся так или иначе принять её, потому что я больше не допущу, чтобы у вересковой принцессы были знакомства, о которых я ничего не знаю и которые развиваются не на моих глазах… Фрау — как её зовут?
— Кристина Паччини.
— Итак, фрау Кристина Паччини может выпить сегодня вечером чаю в главном доме… Идите сейчас за ней!.. Ну, разве моя готовность не заслуживает рукопожатия?
Я вернулась к нему и вложила мою руку в его ладонь. Затем я вылетела за дверь.
Я убеждена, что даже через пустошь, где я, как птица, была свободна от страданий и печалей, я никогда не летела так окрылённо, как сейчас через сад… Я знала, что больше не собьюсь с пути в огромном мире, потому что он будет держать надо мной свою руку, куда бы я ни пошла. Никакой ужас мне больше не страшен, потому что я укрылась на его груди и оказалась в безопасности. Как я дрожала, пока он не обнял меня, и какой покой снизошёл потом на мою душу — это было так же, как в детстве, когда я пугалась до крика, а Илзе открывала передо мной объятья, чтобы успокаивающе прижать меня к своему сердцу.
Когда я вновь появилась у тёти Кристины, она как раз варила себе шоколад. Бланш бегала вокруг стола и слизывала тёртый шоколад с тарелки… Небо, как летали Бланш, шоколад и пирожное в руках моей тёти, когда я ей сказала, что господин Клаудиус передаёт ей приглашение выпить чаю в главном доме! Теперь я впервые увидела, как она рассчитывала и надеялась на этот момент. С полуторжествующей-полурассеянной улыбкой она вытягивала один за другим ящики шкафов — я увидела ужасающий хаос из поблекших цветов, лент и кружев.
— Сердечко моё, мне нужно сначала одеться, и тут ты мне не нужна — комнатка такая узкая — ты не можешь побыть пока наверху у Хелльдорфов? — сказала она быстро. — Но ты должна сделать мне одну любезность; пойди к Шеферу — с этим неотёсанным мужланом я больше не хочу иметь дела — у него выросли прекрасные жёлтые розы — попроси срезать их и дай ему за это столько, сколько он запросит, будь это даже два талера — ты получишь их обратно, может быть, даже завтра… Ну иди же! — воскликнула она и подтолкнула меня к двери, когда я удивлённо поглядела на неё. |