– Мир – это еще не все, – сказал Генрих, и взгляд его потемнел.

– Я женщина, – пробормотала Рианнон. – Для меня мир – все.

Лицо Генриха тут же просветлело.

– Так и должно быть. Ведь это и есть задача женщины – хранить мир.

Рианнон присела в реверансе, словно благодаря короля за милостивую оценку ее слов, но это был сигнал Саймону, который сразу же подошел к ней и с беспокойством спросил, не устала ли она. Это было заранее договорено между ними и сработало удачно – Генрих мгновенно понял намек и любезно разрешил им уйти. Когда Рианнон снова присела в прощальном реверансе, он взял ее за руку.

– Вы не сбежите снова, если я только выскажу надежду услышать вас в скором времени еще раз, леди Рианнон?

– От вас, милорд, я не сбегу, – уверила она его. – Однако дело не только в моих желаниях. Моя мать одна. Я должна отправляться домой, чтобы помочь подготовиться к зиме. Это очень суровое время в горах, где мы живем. Снега порой бывает так много, что охотники не в состоянии выезжать, и мы вынуждены сидеть взаперти в своих жилищах. Еще очень много нужно сделать, пополнить запасы, чтобы пережить самые тяжелые месяцы. Но я обещаю вам, что приеду снова, как только смогу, и с большой радостью.

– Из самого Уэльса, только ради того, чтобы спеть для меня?

– Да, – подтвердила Рианнон, – из самого Уэльса, чтобы спеть для вас, милорд, потому что очень немногие умеют слушать так, как вы. Вы понимаете и цените мое искусство. Если вы захотите принять меня, несмотря на то, как события могут повернуться в будущем, я приеду.

– Я приму вас в любое время. Между нами – во имя искусства – всегда будет мир, – уверил ее Генрих, и было совершенно ясно, что он понял намек на возможную в будущем вражду между ним и ее отцом. Он почти открыто пообещал, что не поставит ей это в вину, так как у нее нет власти как либо влиять на события.

После этого Рианнон и Саймон ушли, но ее рука продолжала крепко сжимать его запястье, пока они не покинули зал. Ожидая снаружи лошадей, Саймон обнял ее за талию, и она не отстранилась.

– Я не рождена для таких дел, – вздохнула она. – Джиллиан была права. Король – точно как дикий кот. Он может прийти на зов и даже вести себя очень мило, но с него нельзя сводить глаз или доверять ему. Такого человека нужно держать в очень крепких оковах, потому что он не хозяин даже собственной воли.

– Твой отец утверждает: это от того, что король слишком молод, – отозвался Саймон, но в этот момент он готов был благословлять Генриха за непредсказуемый характер, благодаря которому Рианнон теперь оказалась в его объятиях.

– Я хочу домой, – жалобно произнесла Рианнон.

– Тогда поехали, eneit, – тут же согласился Саймон. – Вечером я напишу отцу, и мы завтра же отправимся.

– Нет, – снова вздохнула она. – Так не годится. Это будет выглядеть, словно я солгала. Мы должны по меньшей мере дождаться приезда епископа Винчестерского. Саймон, ты не должен с такой готовностью соглашаться на все, что я попрошу.

– Я люблю тебя.

Что бы ответила на это Рианнон и ответила ли бы вообще, осталось неизвестным. В этот момент подали лошадей, и она, отстранившись от Саймона, бросилась к своей кобыле. Саймон был в ярости, но обрушить гнев на конюхов значило бы оскорбить Рианнон. Лучше упустить эту возможность, чем вспышкой дурного настроения уничтожить достигнутое.

Рианнон не нужно было опасаться очередного вызова к королю, так как очень скоро Генриху от развлечений пришлось вернуться к серьезным и неприятным делам. Епископ Солсбери, который оказался хитрее, чем надеялся Генрих, не остался ругаться с Питером де Рошем. Предупрежденный о том, что король выехал из Оксфорда, он не стал даже обращаться к своему собрату по церкви, который не побрезговал бы заточить и его, а последовал за Генрихом в Лондон, где был тепло встречен Роджером Лондонским.