25

Командиры в Гросмаунте не слишком обременяли себя патрулированием как на марше, так и в лагере. Высылались немногочисленные отряды, но они не заезжали дальше реки, которая протекала в двух милях. А не более чем в четверти мили западнее по берегу большая часть воинов армии Ллевелина отсыпалась с обеда до сумерек. К тому времени уже были найдены места на реке, которые можно было использовать как переправы, и от одного берега до другого протянуты веревки, чтобы солдаты не сбились с брода и не утонули.

Капитаны расставили несколько передовых постов, но исключительно на дороге. В мозгах наемников с континента крепко засело, что армии должны возить за собой огромные осадные орудия и обозы с припасами, а потому могли передвигаться только по дорогам. С наступлением сумерек валлийцы сняли посты, и задушенные тела оттащили подальше с глаз. Прежде, чем совсем стемнело, армия принца Ллевелина пересекла и дорогу, и реку и спокойно приближалась к главному лагерю, следуя за веером разведчиков, которые убирали с пути немногих воинов противника, бродивших по тем или иным причинам вне лагеря.

Перед самым периметром лагеря несколько сотен отборных воинов остановились, наблюдая, как замирает активность, как тускнеют костры. Охрана была, но не очень многочисленная. Скоро по территории лагеря замелькали тени, и часовых стало меньше, потом еще меньше. Затем стороннему наблюдателю могло бы показаться, что вся открытая полоса между лесом и лагерем потемнела, поползла, а потом вздыбилась. Армия Ллевелина пришла в движение. Они двигались не к рядам палаток, где спали солдаты, а туда, где расположились вьючные животные и телеги с грузами. Абсолютная тишина, конечно, не соблюдалась – невозможно ожидать, чтобы такое количество людей обходилось совсем без звуков, но и в самом лагере нельзя сказать, чтобы было совсем тихо, так что тревоги не последовало.

Саймон со своим отрядом находился во втором эшелоне, хотя лучшие из его воинов работали с разведчиками. Сам Саймон, ожидая собственно боя, предпочел остаться верхом и в кольчуге. Когда настал его черед двинуться к лагерю, издалека послышались пока еще немногочисленные крики. Не всех конюхов и охранников обоза сумели убрать достаточно чисто. Скоро весь лагерь поднимется на ноги.

Как только Саймон подумал об этом, поблизости раздался чей то сонный окрик. Саймон сумел разглядеть лицо, выглянувшее из палатки. Он ответил властным тоном. Его кольчуга, щит на плече и меч в ножнах вкупе с хорошим французским языком обманули бдительного солдата. Часовые тревогу не объявляли, и не дело простолюдина задавать вопросы рыцарю, который едет по лагерю в сопровождении небольшой свиты. Солдат должен знать только свою службу.

Саймон последовал дальше, посмеиваясь про себя. Он был уже почти в центре лагеря. Силы Пемброка должны стать наготове на краю леса, чтобы вступить в дело, когда начнется бой. Его задача, как и других подобных ему, состояла в том, чтобы, когда тревога все же возникнет, что было неминуемо, вызвать замешательство в лагере и не дать воинам противника возможности помочь тем, кто охраняет обоз. Затем за дело примется войско Пемброка и сметет остальных. Саймон начинал уже гадать, не начать ли заваруху самому, как почти одновременно в районе обоза и в южной стороне лагеря поднялся страшный шум.

Саймон успел только заметить, что рядом с ним стояла самая большая и роскошная палатка, когда прямо за его спиной раздались крики тревоги. Он перебросил щит с плеча на руку, вытащил меч и почти сразу же растерянно опустил его. Из палатки перед ним послышался самый душераздирающий визг, какой он когда либо слышал за свою жизнь, за которым последовал грубый мужской крик боли, а потом одно единственное слово: «Мэт!», произнесенное голосом, который Саймон меньше всего ожидал услышать. Вокруг него орали уже все. Его отряд рассыпался, крича во всю силу легких, обрубая веревки, натягивавшие палатки, сбивая стойки навесов, нанося удары плоскими сторонами мечей, короче говоря, сея максимум замешательства и неразберихи.