Она хотела надеяться, что Саймона там уже нет. На всякий случай с величайшей предосторожностью Рианнон выглянула из за двери неподалеку от возвышения, где стоял трон ее отца. То, что она увидела, заставило ее задержать дыхание от смешанного чувства изумления и ярости и исключило всякую возможность тайного бегства из дома отца.

Саймон и ее отец разговаривали очень серьезно приглушенными голосами, причем Саймон сидел на стуле, стоящем рядом с троном Ллевелина. Однако Рианнон едва ли заметила своего отца или его позу. Что заставило ее онеметь от удивления и охвативших ее чувств, так это вид Мэта, устроившегося на коленях у Саймона и начинающего довольно мурлыкать, как только Саймон приподнимал его морду и нежно почесывал под подбородком. Бегство было исключено!

В ярости Рианнон отправилась сообщить своим людям, что передумала. Они остаются в Абере. Затем она прошла в женские покои и распаковала свои вещи. И, наконец, с глазами, сверкающими вызовом, направилась в большой зал. Там ее ждало еще большее крушение надежд. Саймона и ее отца уже не было. Мэт, однако, сразу же подошел к ней, высоко подняв хвост, мурлыча и глядя прямо в злые глаза Рианнон, необычайно довольный самим собой.

– Предатель! – горько воскликнула она. – Вот как ты награждаешь за всю мою верную службу тебе?

Приглушенный крик страха заставил Рианнон неторопливо повернуться. Она почти готова была сказать, что это лишь шутка, но Маллт, дочь Арналлта, и Кэтрин, дочь Пола, две леди, находящиеся поблизости, уже спешили прочь, осеняя себя, вне всякого сомнения, крестным знамением от сглаза. Теперь эти две дурочки, вероятно, разнесут по всему дому, что она подтвердила предположение, будто является ведьмой, и Мэт – ее господин. На мгновение Рианнон захотелось на самом деле быть ведьмой и лишить сплетниц дара речи, чтобы глупые языки перестали молоть нелепицы, но – увы! – она не обладала подобной силой.

Расстроившись и осознавая, что, возможно, лишь ухудшит положение вещей, пытаясь объяснить или поговорить с кем нибудь до того, как успокоится, Рианнон отправилась на прогулку. На этот раз Мэт следовал за ней, что позволило его хозяйке отпустить несколько не совсем приятных для него замечаний по поводу его характера. Она вернулась, только когда начало смеркаться, не успокоившись как следует, но решив сказать Саймону правду и тем самым очистить рану стыда.

– Ваш отец говорит, что вы изменили свое решение, – сказал Саймон, целуя ее руки.

– Изменила свое решение относительно чего? – холодно нанесла встречный удар Рианнон, снова приходя в бешенство.

«Относительно меня», – готов был произнести Саймон, но подавил желание, понимая, что вел себя необычайно бестактно. Горя желанием немедленно и бесповоротно связать себя обязательствами по отношению к ней, он сказал то, что должно оскорбить гордость любой женщины, и, что еще хуже, показал себя самоуверенным дураком. То, что Рианнон могла доверить своему отцу и что Ллевелин мог рассказать из добрых намерений, нельзя было раскрывать без всякой на то причины.

– Относительно вовлечения в политические дела вашего отца, – сказал он, глядя на джентльменов, которые походили друг на друга злорадным блеском в глазах.

Рианнон посмотрела через плечо и поспешно выдернула свою руку из руки Саймона. Возможно, он считал направленные на них взгляды смешными, но она так не думала.

– Я рада снова видеть вас, сэр Саймон, – сдержанно произнесла Рианнон, – но я не одета по вечернему.

– Вы прекрасны в любом платье, леди Рианнон, даже с репьем в волосах вместо жемчуга, – попытался сделать комплимент Саймон. Когда Рианнон надменно сморщила свой носик и собралась уже повернуться, он продолжил с ложной серьезностью: – Кажется, мне больше нравится репей.