Вернувшийся воин что-то сказал начальнику стражи на языке варваров, и исполненный достоинства командир слегка склонил голову перед Варом.

— Можешь войти.

Подозрение в его голосе сменилось уважением, в котором, однако, не было ни тени подобострастия.

— Хорошо, — кратко ответил Вар.

По правде говоря, он не был уверен, как следует держаться со стражей Августа. О равенстве между ним и этими людьми не могло быть и речи, но относиться к воинам, хорошо сознающим важность выполняемого им дела, как к простой челяди, тоже было нельзя. Эти воины оставались для Вара загадкой.

Едва Вар в сопровождении двух своих слуг вошел в дом, как к ним поспешил один из домашних рабов Августа. Бывший консул не сомневался — оставшихся снаружи лектиариев отведут в тень, предложат им еду и напитки. В великих домах — а то был величайший из домов Рима — все это подразумевалось само собой.

— Надеюсь, ты в добром здравии, господин? — учтиво обратился к гостю раб Августа.

— Да, благодарю, — отозвался Вар (его благодарность адресовалась, разумеется, не рабу, а его господину). — Надеюсь, Август тоже здоров.

— Он говорит, что в его возрасте человек либо здоров, либо мертв, — ответил раб с чуть заметной улыбкой.

Это изречение полностью соответствовало истине и было в духе остроумия Августа. Правителю Рима исполнилось семьдесят лет — такого возраста многие стремились достичь, но мало кому это удавалось. В раннем возрасте император переболел несколькими серьезными болезнями, но все превозмог и пережил куда более молодых людей, в которых видел своих возможных преемников.

Вару было слегка за пятьдесят, и он уже начинал ощущать, что сила и бодрость не останутся с ним навсегда… Может, останутся совсем недолго. А ведь он большую часть жизни наслаждался отменным здоровьем, за исключением пары приступов зубной боли. Оба раза ему в конце концов пришлось прибегнуть к услугам зубодера; вспомнив об этом, Вар поежился и постарался поскорее выкинуть пережитое из головы.

Раб проводил Вара и его слуг к двери на северной стороне внутреннего двора. Крытая колоннада укрывала двор от прямых лучей солнца, но широкий дверной проем пропускал много света. Повинуясь велению этикета, раб забежал вперед и провозгласил перед входом:

— Господин, Квинтилий Вар явился на встречу с тобой!

— Хорошо, пусть войдет.

С годами во рту у Августа словно появилась каша: похоже, с зубами у него дела обстояли еще хуже, чем у Вара.

По жесту раба Вар и его слуги проследовали в помещение, где ожидал гостя Август.

Несмотря на возраст, правитель Римского мира отличался плавностью движений и держался настолько прямо, что казался очень высоким, хотя на самом деле не был таким. На нем была пурпурная тога — такой роскошный наряд больше никто не носил.

— Добрый день, — с поклоном произнес Вар.

Его рабы поклонились ниже господина, почти сложившись пополам.

Выпрямившись, Вар спросил:

— Чем сегодня я могу тебе служить?

— Мы еще поговорим об этом, не беспокойся.

Август махнул в сторону стула.

— А пока садись, располагайся как дома.

В анфас широкое лицо императора казалось мягким и добродушным, но при взгляде в профиль резкий контур носа предупреждал, что в этом человеке есть то, чего нельзя распознать с первого взгляда.

— Благодарю, — сказал, усаживаясь, Вар.

Слуги встали по обе стороны стула.

Август расположился в большем кресле с подушкой на сиденье, и один из императорских рабов принес закуски: зеленые смоквы, сардины и разбавленное водой вино. Император всегда отличался непритязательностью в еде.

Когда они с Варом слегка перекусили, Август спросил:

— Как дела у Клавдии?

— Хвала богам, она в добром здравии, — ответил Вар, — и передает привет своему двоюродному дяде.