— Мы не созданы друг для друга. Ты слишком молода и красива, чтобы сейчас связывать свою жизнь. Ну а я… Хотя я и провожу большую часть своей жизни на работе, но только сейчас я начал понимать, что мне нужна семья. Я хочу иметь детей, хочу домашнего уюта. Я не большой любитель каждый вечер ужинать в ресторанах или летать в Париж потому только, что тебе захотелось что-то купить. Мне нужен дом, настоящий дом.

Юная француженка с непередаваемой фацией, с которой она делала все, повела плечом.

— Неужели ты считаешь меня такой пустой, Густав? Я глубоко расстроена тем, что ты не хочешь жениться на мне. Ты хочешь ребенка? Я рожу тебе дюжину.

Но, говоря это, Эстер едва заметно брезгливо поджала губы, не в силах скрыть своего отвращения к этой идее. Они никогда раньше не говорили на эту тему, но теперь Густав понял, что он поступает совершенно правильно.

— Я понимаю тебя лучше, чем ты думаешь. — Он обнял Эстер, запечатлев на ее лбу поцелуй, который был скорее отеческим, и покровительственно улыбнулся. — Не бойся, дорогая. Я не оставлю тебя у разбитого корыта. Тебе будет на что жить, пока на горизонте не появится новый обеспеченный жених.

2

— Детка, что это ты сидишь в темноте?

Тетя Марион включила свет и удивленно посмотрела на племянницу, сидящую с ногами на диване. Зажмуриваясь от яркого света, девушка вытянула затекшие ноги и быстро изобразила беспечную улыбку. Эта маска уже стала ей привычной. Если бы тетя знала, что ее племянница сейчас чувствует, эта рыжая решительная ирландка львицей бросилась бы ей на помощь. Но она все равно ничем не сможет помочь…

— Я немножко вздремнула, — соврала Патриция. — Я приготовила обед, поднялась сюда, чтобы немного отдохнуть, и неожиданно заснула.

— Густав нашел тебя?

Тетя небрежно бросила ключи на антикварный столик у двери и стояла, нахмурив густые брови, как бы всем своим видом показывая, что она не даст в обиду свою любимую племянницу. Иногда она напоминала Патриции полицейского из популярного телевизионного сериала, который был особенно хорош в проведении дознания.

— Нашел. — Патриция не торопилась выкладывать тете все сразу. Она помолчала и заправила за ухо вьющуюся прядь. — Кстати, зачем ты сказала ему, где меня искать?

— Потому что он был предельно вежлив и искренне обеспокоен. Я считаю, что вам двоим уже давно пора поговорить, даже если вся вина и лежит на нем.

Марион Вильямс, высокая худая женщина немногим за пятьдесят, имела ирландские корни, о чем свидетельствовал ее рыжий цвет волос и соответствующий темперамент. Она была не на шутку взволнована. Чтобы скрыть волнение, она прошлась по комнате, затем сняла элегантный пиджак цвета морской волны и старательно пристроила его на спинку старинного стула с гнутыми ножками.

— Марион, ты немного не так поняла причину, по которой он был обеспокоен. А насчет мирных переговоров… Ты не думаешь, что уже немного поздно для этого?

— Поговорить никогда не поздно, запомни это, детка. Ты находишься в совершенно непонятной ситуации. То ли замужем, то ли нет. Соломенная вдова какая-то. Вам давно пора утрясти этот вопрос.

Патриция глубоко вздохнула и решительно встала.

— Если тебя это обрадует, могу тебе сообщить, что мы и вправду все утрясли. Густав попросил у меня развод.

— Как?!

Марион просто остолбенела от удивления. Патриция впервые видела ее такой. Никто и никогда прежде не мог застать ее врасплох. Семейные мифы гласили, что с двух лет тетя Марион демонстрировала чудеса сообразительности.