Из Нанта приехали флористы и затейливо украсили танцевальный зал цветами. Музыкантов наняли заблаговременно и дали им соответствующие указания, а когда из Орлеана доставили заказанные костюмы, Анабел осталась ими очень довольна.

Идея была не нова: балы-маскарады в течение многих веков оставались любимым развлечением женщин, но этот бал кое-чем отличался от остальных: Анабел и Жиль должны были сыграть роли похищенной девушки и дерзкого Рене де Шовиньи. Независимо от того, какие надежды питала Анабел, замышляя этот бал, подлинность свадебного ритуала той эпохи следовало соблюсти до мелочей. И какая разница, что этой четы давно нет на свете? По крайней мере, ей самой будет приятно думать, что бал в честь нынешнего урожая навсегда останется в памяти его участников.

Узнав о ее планах, Жиль слегка приподнял брови, но спорить не стал: возможно, у него было слишком много забот, чтобы думать о таких пустяках, сделала вывод Анабел. Ее огорчало только, что на празднике не будет Мари-Терезы и Жан-Поля. Они не могли бросить новорожденную дочку и, как ни обидно, твердо решили остаться дома.

Я на их месте поступила бы точно так же, подумала Анабел, инстинктивно прикрыв руками живот. В последнее время этот жест стал у нее рефлекторным. Зашедший в спальню Жиль заметил его и слегка нахмурился.

— Что-то не так?

Что бы он ответил, если бы Анабел сказала: «Ничего особенного, просто во мне шевельнулся твой сын»? Но она лишь покачала головой, не позволяя себе смотреть на человека, стоящего рядом, и любоваться его мужественной красотой.

— Тогда перестань вести себя как жертва насильника! — злобно рявкнул Жиль. — Бог свидетель, Анабел, ты сама… сама…

— Пожалуйста, не продолжай! — взмолилась она. — Мне очень жаль, если у тебя сложилось впечатление, что…

— …Что ты хотела меня? — Он в сердцах выругался. — Черт побери, хотела, еще как хотела!

Жиль ушел, так и не узнав, что Анабел вовсе не считает себя жертвой, поскольку сделала это из-за всепоглощающей любви к нему. Казалось, вспышка страсти, доставившая Анабел столько радости и наслаждения, для Жиля превратилась в постыдный проступок, о котором он горько сожалел.

Он ненавидит меня… При мысли о том, что ее любовь навсегда останется без ответа, по лицу Анабел заструились слезы.

В день праздника, тщательно проверив все и убедившись, что комнаты гостей в идеальном порядке, Анабел решила немного отдохнуть в Южной башне, ставшей для нее убежищем. До приезда гостей оставалось несколько часов.

Голова кружилась, мешая сосредоточиться. Соблазн воспользоваться кроватью под зеленым муслиновым балдахином был слишком велик, и Анабел сняла с себя легкое льняное платье.

Отражение в зеркале убедило молодую женщину, что долго скрывать свою тайну она не сможет: срок-то уже четыре месяца. Она легла, натянула на себя шелковое покрывало и тихонько вздохнула, сожалея, что скоро придется покинуть замок. Анабел позволила себе немного помечтать о том, как было бы чудесно, если бы они с Жилем были женаты по-настояшему, какой счастливой и веселой она могла бы быть. Конечно, Жиль был бы доволен: ведь ребенок, которого она носит, стал бы наследником владений Шовиньи.

Но при теперешних отношениях он вряд ли обрадуется этой беременности, в лучшем случае останется равнодушным. Она снова вздохнула. В последнее время ее отношения с мадам Лебон складывались трудно, и Анабел пугало, что эта женщина может первой догадаться о ее «интересном положении». Почему она так боится этого, Анабел не знала, знала только одно: если прежде враждебность мадам Лебон поначалу раздражала ее. то теперь на смену раздражению пришел страх…

— Анабел!

Кто-то звал ее, вырывая из дремоты, которая была намного приятнее реальности.