|
Дидерих - за ним. Они успели увидеть, как незнакомец в сопровождении какого-то молодого человека вскочил в наемный экипаж. Они тоже сели в пролетку и помчались за своими противниками. Горнунг заявил, что корпорация не примирится с таким пятном на его чести. - Ничтожество! Дал стрекача, а даму оставил на произвол судьбы. Дидерих объявил: - С Розой у меня все кончено. - У меня тоже. Ехали и волновались: - Догоним ли? Нам попался какой-то одёр. - А что, если это плебей? Если он не способен дать сатисфакцию? Решили: в таком случае эпизод официально не имел места. Первый экипаж остановился перед богатым домом, в западной части Берлина <См. Прим.>. Не успели Дидерих и Горнунг подъехать, как дверь захлопнулась. Они решительно стали на часах у подъезда. Было холодно, они принялись шагать возле дома - двадцать шагов налево, двадцать направо, - ни на секунду не выпуская из виду двери и без конца повторяя энергично и воинственно одно и то же. Драться только на пистолетах. Дорого заплатит обидчик за попрание чести "Новотевтонии"! Только бы он не оказался пролетарием! Наконец появился швейцар, и ему учинили допрос. Пытались описать ему наружность молодых людей, но особых примет ни у того, ни у другого не могли припомнить. Горнунг, горячась еще больше Дидериха, утверждал, что надо ждать, и они битых два часа вышагивали по улице. Но вот из дома вышли два офицера. Дидерих и Горнунг смотрели на них, вытаращив глаза: те или не те? Офицеры были неприятно поражены. Один из них как будто даже побледнел. И тогда Дидерих решился. Он подошел к тому, что побледнел. - Милостивый государь... Голос у него сорвался. Лейтенант растерянно сказал: - Вы, вероятно, ошиблись. - Отнюдь нет, - с трудом выжал из себя Дидерих. - Я требую удовлетворения. Вы осмелились... - Да я вас не знаю, - пробормотал лейтенант. Но его спутник шепнул ему на ухо: "Так же нельзя", - потребовал у него визитную карточку и, достав свою, вручил обе Дидериху. Дидерих подал карточку в свой черед и затем прочитал: "Альбрехт, граф Тауэрн-Беренгейм". Он уже не стал тратить время на то, чтобы прочесть вторую карточку, а принялся усердно отвешивать частые поклоны. Второй офицер между тем обратился к Горнунгу: - Мой друг разрешил себе пошутить без всякого злого умысла. Само собой, он готов дать вам любое удовлетворение; я хотел лишь сказать, что у него не было намерения обидеть вас. Он взглянул на своего спутника; тот только пожал плечами. Дидерих пробормотал: - О, благодарю, благодарю! - Будем считать, что инцидент исчерпан, - прибавил второй офицер, и оба удалились. Дидерих все еще не трогался с места. Лоб у него был влажен, мысли путались. Но вот он глубоко вздохнул, и лицо его медленно расплылось в улыбке. Вечером, во время выпивки, разговор вертелся только вокруг этого эпизода. Дидерих расхваливал перед своими коллегами подлинно рыцарское поведение графа. - Истинный аристократ никогда не изменяет себе. - Он сложил рот воронкой и, медленно выталкивая слова, изрек: - Говорите что угодно, но хороший тон, ф-форма - не пустой предрассудок. Через каждые два слова он призывал Горнунга в свидетели великой минуты, пережитой им. - И ни малейшего чванства, верно? Шутка как-никак рискованная, но на них и не обидишься. |
