Молодой человек не стал делиться своими соображениями ни с кем, даже с Майклом Гордоном, который напоследок сказал:

— Думаю, индийца казнят. И поделом. Сегодня был тяжелый день, давайте выпьем, Анри.

— Благодарю, мне пора к себе. Меня ждет Тулси.

— Пусть немного поскучает — тем радостнее будет ваша встреча.

Майкл улыбнулся, дружески и открыто, и Анри согласился.

Они пошли дальше, и молодой человек продолжал размышлять. Узкая улочка палаточного городка казалась уходящим во мрак туннелем; кое-где над головой колыхался густой шатер листвы, а по земле беспокойно метались черные полосы теней.

Позже, когда они сидели в палатке Гордона и пили вино, Анри произнес, напряженно вглядываясь в простиравшуюся за входом тьму:

— Послушайте, Майкл, а если это сложности перевода? Быть может, я что-то неправильно понял и донес до вас неверные сведения?

Гордон едва не поперхнулся.

— Да вы что, Анри! Не хотите же вы сказать, что все это произошло по вашей вине?! Подумайте, вы француз, вас могут обвинить в предательстве, в том, что вы явились сюда как агент французской разведки!

— Я понятия не имел о Бхарате, — невозмутимо промолвил молодой человек.

— Не будьте ребенком. Кто вам поверит? Молчите, не выдумывайте ерунды!

— Позвольте, по крайней мере, еще раз поговорить с этим сипаем. Кажется, его зовут Викрам?

Майкл пожал плечами.

— Что это даст?

Лицо Анри оставалось задумчивым.

— Неважно. Я должен его увидеть. Я помню этого человека. Он был самым способным и мудрым из всех индийцев и всегда выручал своих товарищей.

Майкл ничего не ответил. Анри не был на настоящей войне, не испытывал на себе испепеляющего жара атаки, его не оглушало чудовищным грохотом и треском оружейных залпов. Он привык воспринимать каждого человека в отдельности — это было видно по тому, как он обращался с сипаями. Если какой-то индиец чего-либо не понимал, Анри долго и терпеливо объяснял ему это. На войне так не бывает, на войне люди превращаются в общую массу, массой идут вперед и, случается, так же погибают. На войне не бывает имен, лиц, чувств и слабостей отдельного человека, если только это не отъявленные предатели и невиданные герои.

— Я хорошо помню Викрама. Смелый, благородный человек. Я всегда говорил с ним как с равным. Недаром его назначили командиром разведки, — сказал Анри.

Майкл усмехнулся.

— И он командовал. Только, по-видимому, не нашей разведкой! — Офицер хлопнул Анри по плечу. — Что ж, так и быть, поговорите с Викрамом. Вы умеете общаться с индийцами, и не только потому, что знаете их язык. Вдруг удастся выведать ценные сведения?

Майкл привел Анри к небольшому сарайчику, в котором содержался пленник. Сипаи, состоявшие в охране, находились под началом Гордона, поэтому устроить встречу с арестованным индийцем офицеру было нетрудно. Правда, англичанин не стал заходить внутрь, а впустил туда Анри.

Викрам сидел, поджав под себя ноги, невозмутимый, неподвижный, прямой. Он вскользь взглянул на вошедшего и снова уставился прямо перед собой. В его взгляде затаились несгибаемая сила, уверенность в своей правоте, в том, что он видел в конце пути, который избрал для себя.

— Скажите, Викрам, вы в самом деле агент раджи?

— А вы действительно так глупы, что напрямик спрашиваете меня об этом? — насмешливо произнес индиец, и Анри смутился.

Викрам смотрел на него и говорил с ним так, как умудренный жизнью мужчина разговаривает с неразумным мальчишкой, и внезапно Анри увидел в нем то, чего раньше не замечал: перед ним был человек высокого положения, наделенный властью, образованный, мудрый.