|
.. кап... кап...) я увидел мир ее глазами. Великие царства ведут великую войну – по всей Азии, от моря Мрака до Кеми и Баб-Или. А Дамед-ванака спит себе у стен города, который в прежние годы он просто не стал бы осаждать – прошел бы мимо, не взглянул.
Для нас Троя – это Армагеддон, Последняя битва. Наверное, еще сотни лет будут о ней помнить в Элладе, помнить, воспевать. А для всего мира наша война – просто драчка в глухом закутке. Брахиомиомахия... – Условия будут тяжелыми, ванакт. Твои союзники разбиты в Кеми, рассеяны по пескам Келесирии, мое войско уже в горах Киликии... В ее тихом голосе внезапно послышался звон победоносного хеттийского железа. – Ты извинишься передо мною и перед нашими богами за гибель Хаттусы, ты заплатишь дань и будешь платить ее каждый год. Но... Не договорила. Медленно встала, улыбнулась... Сгинул трон! ...Рядом со мной присела – на цветастый ковер, коснулась меня рукой. – Это ты, Тидид? Никто уже не верит, что ты жив. Даже те, кто любил тебя, кто боялся... И что тут ответишь? – Мои советники требуют, чтобы я побыстрее заключила мир с Дамедом-ванакой. Это разумно, но я хочу другого... Не стало царевны, не стало правительницы Великого Царства. Усталая женщина склонила голову мне на плечо. – Очень тяжело, Тидид! Ты меня поймешь, ты знаешь, что такое править царством. Но ты все-таки мужчина... И вновь – что сказать? Впрочем, как это она говорила о глупых шутках? – Не падай духом, правительница! Я пошлю к твоим врагам Агамемнона. Он возглавит их войско... Знакомый кулачок поцеловал меня между ребер. Не то чтобы очень сильно... – Это тебе, Тидид! Давно хотелось... Но на Агамемнона я согласна. Пусть возглавит лидийское войско! Теперь она смеялась. Помолодели глаза, совсем знакомым стало лицо. Губастым... – Мы не станем воевать, Тидид. Но ты мне присягнешь, твое царство станет данником Хаттусы! – Еще чего! – возмутился я. – Как говорят шардана, нахальство – второе счастье. Но не до такой же степени, Курос, верховный дамат! – ...А я присягну тебе. Мы объединим наши войска и победим весь мир – если будет твоя воля. Ты станешь моим соправителем. А если захочешь, то... кем-нибудь еще. По согласию, да? По согласию? Ее этолийский был бесподобен. Крепкие пальцы вцепились в мои плечи. – Как может мужчина почувствовать власть над женщиной? А как женщина – над мужчиной? Так по согласию, да? Я не двинулся с места, даже не улыбнулся. Все-таки бесчувственный я чурбан! ...Хуже! Валун на горной дороге! – И не смей отталкивать меня, Диомед! – тихо сказала она. – Не смей, понял? Белое покрывало скользнуло на ковер. Ее рука одним ударом перевернула бронзовый светильник. Запах горящего масла... запах ее губ... – Не смей... не смей... ...Черная ночь над Троадой, мерные удары капель в невидимой клепсидре, легкий шелест крыльев Ники, легкий шелест крыльев Таната... И тихий порыв ночного ветра, еле заметный, едва уловимый. Ночной ветер, ночное зарево над лесом...
...И бесчувственный чурбан на ковре. Валун при дороге. Или все-таки?.. – ...Не отвечай сейчас, Тидид. Пожалуйста! Ответишь потом, еще есть время! Светильник она зажгла сама. Впрочем, покрывало накинула еще раньше. Азийский обычай – только муж имеет право видеть женскую наготу. Остальные женщины дарят любовь только во тьме – чтобы не видели боги, чтобы не видели глаза. Особенно если к тебе пришла не девка площадная – царица. Даже если только что губы впивались в губы... Когда мне впервые рассказали об этом – я лишь посмеялся. Азия! Своим случайным женщинам я не позволял прикрываться темнотой. |
