Улучив момент, я снова оказался рядом с Девом и сказал:

– Желаю всяческих благ вам и вашим женам. Обещаю навещать их, когда вы окажетесь в тюрьме по обвинению в многоженстве.

– Полигамия в своем роде превосходна, – сказал он с глупым видом. – Кроме того, я могу мгновенно развестись, стоит только произнести трижды...

– Не говорите. Воспоминание об этом слишком мучительно. Особенно потому, что я услышал это заклинание еще до того, как узнал, что Файзули приказам своим козочкам даже никому не улыбаться, кроме Даайвэнна Мааххррайна.

– Вы о чем? – спросил он меня с любопытством.

– Не о чем, а о ком. О вас.

– Обо мне? Я что, эта длинная песня «Мааххр...»? Как там дальше?

– Да, – сказал я раздраженно. – И, по-видимому, это единственная песня, которую они знают и умеют петь. Но я их прощаю, потому что они не ведают, что творят. И не ведают, что сотворили со мной.

Я оглядел шестерых красавиц, которые все еще держались за своего повелителя, и обратился к ним с краткой прощальной речью:

– Розочки мои, улыбнитесь, не бойтесь, что это принесет мне радость. Улыбнитесь – и взамен я дарую вам свое прощение!

И я с горечью отвернулся. А когда отвернулся, то увидел проходящую мимо Сайнару – она снова направлялась к Джиппи.

– Привет, – сказал я ее спине.

Далее мне следовало перемолвиться с Шейхом Файзули.

Он довольно кивал головой и показывал на Девина, который почему-то заторопился из комнаты.

– Должен сказать, мистер Скотт, этот мистер Моррейн неподражаем. – Потом улыбнулся мне: – Но и вы – ввиду того, что вы сказали, что сделали, как сказали...

Должно быть, шампанское ударило Шейху в голову – и ему тоже. И он продолжат:

– Вы сказали мне: как я сказал, так и сделал. Поэтому я заявляю, что вы тоже неподражаемы. – Он помолчал, улыбнулся и прибавил с веселым блеском в черных глазах: – Думаю, все согласятся, а если не согласятся, то раскаются, что и я тоже неподражаем.

– Вам не мешало бы это повторить! – закричал я.

И он ответил:

– О'кей! Я тоже неподражаем, и, возможно, даже более неподражаем, чем все!

Я удивленно протянул:

– Даже не спорю, что такое вам не повторить.

Он подумал над тем, что я сказал, и сверкнул черными пронзительными глазами.

– Красиво... или нет? – Он снова подумал, но уже над тем, что сказал сам, и с улыбкой продолжил: – Раз речь зашла о красивом, то я должен сказать: я вам чрезвычайно признателен за исключительное соблюдение секретности о моих походных женах. Вы уже, конечно, поняли, что они не мои законные жены. Верно?

– Верно.

– Надеюсь, вы также понимаете, мистер Скотт, для меня этот обман был... как это... большой необходимостью?

– Совершеннейшей необходимостью. Уж это-то я хорошо понимаю.

– Если я что-то сказал, мое слово становится законом. Без всякого промедления.

– Верю, – кивнул я.

– Однако полнота понимания с вашей стороны заслуживает с моей стороны поощрения. Я вам обязан за то, что вы выполнили мое поручение: нашли и доставили ко мне этих женщин. И вы так сильно пострадали в то время, когда их разыскивали.

– Да, пострадал. Но это ненадолго. Право, мне нравится ваш костюм. Мог бы я где-нибудь достать такой?

Не знаю, почему я это сказал.