– Ах! А вы случайно не шутите?

– И попытайтесь вести себя как воспитанный, обходительный, культурный человек, даже если для вас это – непосильное бремя.

– Ну, тут я положу ее на обе лопатки, я выдам ей такой набор любезностей...

– Вам очень поможет, если знаете время суток, когда родились.

– Я это знаю. Я все знаю.

– Нет, не все, – сказала она.

– Я не имел в виду...

Не дослушав, она, почти коснувшись меня, мягко проскользнула мимо – миг, заслуживающий целой поэмы! – и пошла по коридору. Сама ее походка была поэзией, а уж ножки с округлым сиянием икр и лодыжек, стоили сонета. Она не шла, нет – плавно покачивалась и струилась, и ее бедра при этом представляли собой нечто эпическое. Небольшой, но все же достаточный объем ее прекрасного, цветущего... Но довольно, я становлюсь слишком лиричным в своих описаниях! Как бы то ни было, она удалялась от меня, и это было грустно. Хотя, если бы она не удалялась, я не узрел бы всех ее достоинств. Ну а кроме всего прочего, я находился при исполнении обязанностей.

Поэтому я открыл дверь с позолоченными, отделанными синим буквами: «Сайнара Лэйн» – и, все еще продолжая созерцать в своем воображении этот удивительный ритм ее движущихся бедер, вошел в комнату.

Первое, на что наткнулся мой взгляд, была огромная бесформенная груда плоти, расположившаяся на мягком стуле. По некоторым признакам можно было предположить, что плоть эта – женского рода. Леди сидела около низкого белого письменного стола – около, заметьте, а не за ним. Возможно потому, что другой, вращающийся, стул был слишком хлипким даже для того, чтобы выдержать одну ее ногу, не говоря уж об остальном. Она, казалось, ничем не была занята, глядела по сторонам, ни на чем не задерживаясь.

Я подумал: «Будет нелегко заставлять себя любезничать с нею».

Поначалу старое пугало никак не отреагировало на мое появление. Но постепенно взгляд мадам становился все беспокойнее и тревожней, особенно когда я направился прямо к ней, говоря:

– Мое имя Шелл Скотт, я родился здесь, в Лос-Анджелесе, ранним утром... Тут я умолк, потому что мне показалось, будто она пытается оторвать от стула свой зад и подняться. Безуспешно. Предприняв последнюю попытку, она испустила легкий вздох и рухнула на сиденье.

И я продолжал, информируя ее о месяце, дне и годе моего рождения, но, как было велено, в поэтической форме. Примерно так: «Я родился перед восходом солнца, насколько помню, а кто может это помнить лучше меня? Па говорил, что наш последний старый петух, слепой на один глаз, убежал вслед за павлином только за день до того, поэтому в момент моего рождения не было слышно петушиного крика». Когда она внезапно покачнулась, я кинулся к ней:

– С вами все в порядке, мисс Лэйн?

– Кто-кто? – переспросила она.

Я уже был близок к разгадке, но еще недостаточно близок.

– Что вы хотите сказать этим «кто-кто»? – удивился я. – Но продолжим. И вот когда петух...

Сначала она закричала.

Потом завопила хриплым мужским басом:

– Мисс Лэйн, мисс Лэйн!

И тогда я понял, можете поверить.

Конечно, понимание такого рода приносит вам большую пользу, если вы знаете, что с ним делать.

Возник небольшой переполох – сначала в коридоре, а потом и здесь, в комнате. Появилась Сайнара Лэйн, невероятно роскошная для астролога, потом парочка каких-то девиц и маленький мальчик, державший руку в кармане и спрашивавший, где ванная, потом некое длинное и худое существо с головой, похожей на яйцо с узкой щеточкой усов; существо повторяло: «Я говорю, я говорю».