Она увезла мать в Москву, и в первую же неделю с той случилось несчастье! Что она скажет брату? Он во всем обвинит ее и будет тысячу раз прав!

Веру плохо держали ноги. Распрощавшись с Николаем, она как во сне вошла в свой подъезд, поднялась на свой этаж. Коридорная дверь-решетка оказалась открытой. Не успев сделать никаких выводов, Вера шагнула в пенал коридора и поняла, что дверь квартиры не заперта. Вот тут в мозгу начала всплывать вся картина. Еще не войдя в квартиру, она уже представила, ЧТО там увидит, и не ошиблась. Язвительно смотрела на нее голая стена гостиной — голубой картины с желтыми цветами не было и в помине.

Обреченно Вера шагнула в гостиную — на тумбочке зияла пустота от телевизора. Исчезли музыкальный центр, ваза, телефон. Обнаружив пропажу телефонного аппарата, который ей на тридцатипятилетие подарила Соловьева, Вера почему-то стала смеяться.

Смех мелко тряс ее, она, не сумев совладать с ним, упала в кресло и больно ударилась локтем о журнальный столик. Из глаз брызнули слезы. То ли смех, то ли плач долго сотрясал ее, пока она, поджав под себя ноги и свернувшись в клубок, не уснула.

Проснулась уже в сумерках. Не сразу сообразила, где именно она находится, но, сообразив, зажмурилась и протестующе тряхнула головой. Реалии прошедшего дня обрушились на нее подобно холодному дождю. Нужно проверить спальню, кухню… Это неизбежно. Хочешь не хочешь, нужно подниматься, включать свет, звонить в милицию. Короче, нужно что-то предпринять. Позвонить в больницу и спросить о состоянии матери. Мобильник остался в машине. Вера с ужасом думала о необходимости стольких действий. Тело отказывалось подчиняться. Оно хотело одного — спрятаться куда-нибудь. Вера вытащила из-под себя затекшую ногу и потерла ее. Но даже мысль перебраться с кресла на диван не вдохновила женщину. Она так и осталась в кресле.

Когда в прихожей скрипнула дверь, она не пошевелилась. Вяло подумала: воры вернулись вынести мебель. Увидев в квартире хозяйку, они либо уйдут, постеснявшись выносить при ней, либо свяжут ее, чтобы не мешала. Впрочем, она, кажется, не в состоянии кому-либо мешать. Пусть выносят.

Вера выжидательно уставилась на дверь. Вошедший не торопился проходить в гостиную. Шаги двинулись в направлении кухни, потоптались там и вернулись в прихожую. Секунду спустя там включили свет, и Вера уже взирала на освещенный квадрат скорее с любопытством, чем со страхом. Шаги приближались, и по мере их приближения Верино сердце начало беспорядочно постукивать, будто кто-то посторонний толкал ее снаружи. Дверной проем загородила высокая мужская фигура. Прежде чем разглядеть знакомые черты, Вера уловила запах разнотравья — полынь, зверобой, мята… В дверях стоял Сухарев.

— Что это у тебя двери настежь, как в лесу?

Ворчливые интонации ласкали слух.

— Забыла закрыть, — вспомнила Вера. Она говорила шепотом, словно Сухарев был видением, которое можно ненароком спугнуть.

Егор прошел и сел напротив нее.

— Без света сидишь, с открытой дверью. А если воры придут?

— Не придут. Они уже приходили.

Сухарев поднялся и стал шарить по стене в поисках выключателя. Не нашел, вернулся к Вере и сел рядом с ее креслом на корточки. Вера следила за его движениями с незнакомой для себя боязливой жадностью. Она словно хотела насмотреться про запас, будто Сухарев мог исчезнуть в любую минуту.

На нем был незнакомый Вере кожаный пиджак, светлые джинсы и клетчатая рубашка. Если он ей снится, то почему в незнакомой одежде?

Точно прочтя ее мысли, Сухарев взял ее руку в свои:

— Ты здорова?

Вера пожала плечами.