— Слышь, мужики, пошли, это, кажись, русские… — послышалось в толпе.
— Точно, не надо связываться, они отбитые на голову… наверное ищут, кого избить…
— У меня дети, мне это не нужно…
Рики тем временем брезгливо коснулась одним пальцем поверженного мужика и немного «подбодрила» его эльфийской магией. Тот застонал.
— Кажется, жив, — сделал я вывод. — Пошли, Рики.
— Миша, ты его не слишком круто, а? — тихонько спросила Катя.
— Ну а что оставалось делать, после того как ты предложила ему пойти… куда ты там его послала?
— Прости… ты же спросил перевод, а я вперёд тебя полезла. Понятно, что они для нас не угроза, но всё равно…
— Ничего, Катюха, — подмигнула ей Рики, — годик-другой, и начнёшь соображать до, а не после.
— Да ну тебя… — совсем скисла Катя. — Но я постараюсь, правда… только ничего не обещаю.
— Эй, улыбнись! — я обнял её за плечи. — Ты просто слишком долго была сама по себе! И я тебя прекрасно понимаю. Одна бы ты там просто всех положила и всё. Но однажды так можно нарваться на действительно серьёзные неприятности.
— Я каждый раз обещаю постараться, и каждый раз забываю, — вздохнула Катя. — Одни неприятности со мной!
— Ну почему же! Приятности тоже! — я скосил глаза ей на грудь.
— Ой, всё! — Катя пихнула меня в бок, но всё же улыбнулась. — Идём, здесь недалеко, мы почти пришли!
Стоило нам перейти через дорогу, как Катя отпустила мою руку, и бросилась бежать к какому-то лотку.
— Идите скорее сюда! — помахала она нам рукой.
Мы подошли, и увидели на лотке, в пластиковых ящиках, какие-то ракушки. Продавец, мужик лет тридцати в цветастом халате и хитро закрученном на голове платке, поклонился нам, прижав ладони к сердцу. Радостно улыбнулся, как давнишним приятелям, сверкнув на солнце золотым передним зубом.
— Нам две дюжины и лимон, уважаемый, — сказала Катя по-английски, чтобы поняли и продавец, и я.
— Милая девушка, это самые свежие устрицы в Париже, — покачал продавец головой, — вы и не заметите, как всё съедите, и вам придётся вернуться за добавкой!
«Устрицы? Мы что… мы будем это есть?» — кажется, Рики слегка запаниковала.
«Да не переживай ты так, всё полезно, что в рот пролезло. Кажется, Катя понимает что к чему, и я не думаю, что она хочет нас отравить».
«Надеюсь!» — взглянув на Рики, я заметил, что она чуть побледнела.
— Хм, Вы правы, — Катя задумалась. — Давайте три дюжины, а лимона и одного хватит.
— Вы, должно быть, собираетесь пообедать на природе? — продавец достал из-под лотка термопакет, насыпал туда льда из ведра и начал отсчитывать устрицы.
— Именно так! — Катя глянула на меня и улыбнулась.
— Тогда, полагаю, Вам пригодится этот Пёти Шабли, — оглянувшись по сторонам, продавец достал из-под лотка маленькую бутылку с откручивающейся крышкой.
— Точно! — Катя хлопнула в ладоши. — Отлично, не придётся искать магазин. Три вина добавьте ещё. Сколько с меня?
— 150 евро, девушка.
— Сколько-сколько? — возмутилась Катя. — Они у тебя с жемчугом, что ли? А вино настаивалось со времён третьей революции?
— Что ты, красавица, какой жемчуг! Устрицы Фин де Клёр из Марен-Олерон, самые лучшие! Только сегодня утром собраны!
— Да они в ресторане по 40 евро идут, разве у тебя здесь ресторан? Где музыка, официант? 20 за дюжину, и по 10 евро за бутылку — и то это слишком дорого!
— 90 евро за всё? Девушка, ты такая красивая, а разбиваешь моё сердце! Меня жена домой не пустит, если я буду продавать всё по такой цене! 130!
— А чего ты бутылки когда доставал, оглядывался? Поди вино палёное?
— Да что ты такое говоришь? — оскорбился продавец, не переставая, впрочем, улыбаться. |