Наверху находились три спальни для девиц. Комната Эдди располагалась рядом с кухней, которая соединялась с гостиной коридором. Уэлкам спала на заднем дворе в лачужке, переделанной из птичника.

— Если согласишься мне помогать, можешь занять комнату мисс Фрэнки. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду? Мужчины не раз уже о тебе спрашивали. В большинстве заведений черное мясо ценится дешевле белого, но я с таким подходом не согласна. Негры мне всегда нравились ничуть не меньше, чем белые. Это относится также и к женщинам. Ты можешь оставлять себе половину — столько же, сколько и другие девушки.

Эдди не вполне понимала, что именно мужчины находили в Уэлкам. То ли их привлекала изрядная примесь негритянской крови, то ли ее необъятные размеры и смелый, прямой нрав. Впрочем, о том, что она негритянка, люди могли и не знать: кожа у нее была не черная, а светло-бурая, как сухая трава в прерии, и черты лица довольно правильные.

— Если разобраться, негритянской крови во мне не так уж много, — проворчала Уэлкам. — Но это к делу не относится. Просто мои старые кости и мясо принадлежат мне, а я христианка, и свою плоть на кусочки серебра разменивать не стану.

Эдди вздохнула, спрашивая себя, почему ее работники в разговоре с ней всегда огрызаются. Служанки норовят поставить на своем, а девицы так и вовсе говорят дерзости.

— Ладно, хватит болтать, — устало сказала она. — Приготовь мне ужин и нагрей воды для ванны. Полагаю, ты учуяла мой запах прежде, чем я вошла.

— Что верно, то верно, мадам.

Уэлкам развела в плите огонь, поставила чайник. Расчистив на кухонном столе место для Эдди, служанка подошла к ящику со льдом и заглянула внутрь.

— Два дня назад, когда ты должна была приехать, у нас было полно еды. Теперь же тебе придется довольствоваться тем, что осталось, — сказала Уэлкам. — Но сначала, я полагаю, ты помоешься. — Она вышла за дверь, чтобы достать хранившуюся на заднем крыльце небольшую жестяную ванну. К тому времени как она установила ее в спальне хозяйки, Эдди уже сняла свое шелковое платье, швырнула его на пол и облачилась в халат.

Уэлкам подняла с пола груду золотистого шелка и, держа платье на вытянутых руках, стала, морща нос, его осматривать.

— Похоже, оно безнадежно испорчено. Но я все-таки постараюсь его отчистить. — Она сунула платье под мышку. — Полученные от клиентов доллары лежат в нижнем ящике гардероба. Я хотела было спрятать их в твою Библию, поскольку девицы, вздумай они тебя обокрасть, вряд ли бы стали искать деньги в Святом Писании, но так ее и не нашла.

— Вероятно, я забрала ее с собой.

— Вероятно. — Уэлкам фыркнула. — Тебе причитается больше сотни долларов. Это после того, как я взяла деньги, чтобы пойти на рынок. Кроме того, я начислила себе премию в десять долларов за то, что занималась твоими делами, пока ты прохлаждалась в Канзасе. Эти твои шлюхи всю душу из меня вымотали. — Она вышла из комнаты, бросив через плечо: — Пока вода греется, пойду налью тебе виски.

Эдди вздохнула и потерла ладонями лицо. Потом внимательно осмотрела пальцы на руках. Кожа на них загрубела, а ногти поломались. Но это бы еще ничего. Куда больше Эдди беспокоила тыльная сторона рук. Она насчитала на каждой руке с полдюжины коричневых пятнышек; вены же вздулись и походили на извилистые синие трубочки. Хорошо еще, что ее клиенты не обращали внимания на женские руки.

Вошла Уэлкам со стаканом виски. Эдди сделала большой глоток и подумала, что это первое удовольствие, которое выпало на ее долю с тех пор, как она села на поезд в Канзас-Сити. А еще она подумала, что если сейчас примет ванну и поужинает, то ей, очень может быть, достанет сил, чтобы пережить и этот субботний вечер.