Наконец, наш герой выходит из тени Куракина и начинает вполне самостоятельную деятельность на дипломатическом поприще. В апреле 1716 года он направляется в Лондон, где вначале исполняет обязанности резидента при английском дворе, а в июне 1717 года официально получает эту высокую должность. Помимо непосредственных посольских обязанностей, Веселовский занимается вербовкой квалифицированных специалистов, заключением выгодных для России торговых контрактов. Фёдору Павловичу было доверено от имени Синода вести ответственнейшие переговоры о слиянии русской и англиканской церквей. Приходилось резиденту и приглядывать за оказавшимися в Лондоне шумливыми русскими студиозусами.

Казалось бы, положение его было как нельзя более прочным и надёжным. Но тут набиравшая обороты карьера Веселовского вдруг рухнула в одночасье! Дело в том, что в резиденции русского посланника в Лондоне нашёл пристанище его беглый брат Авраам. Прознав об этом, российские власти немедленно отстранили Фёдора Павловича от британских дел, назначив на его место нового резидента, М. П. Бестужева. Последнему было приказано объявить Фёдору Павловичу, чтоб он ╚к двору Датскому немедленно ехал╩. В случае же его неповиновения Бестужеву предписывалось ╚трудиться пристойным образом, дабы Веселовский в Англии заарестован был, объявя причину, что он многие наши деньги имел при себе, а отчёту не учинил╩.

Почуяв неладное, Фёдор ответил на приказ ехать в Данию категорическим отказом. ╚Очевидно вижу,≈ с горечью писал он,≈ что отзыв мой от сего двора и посылка моя в Копенгаген ни для какой причины, ниже в иное намерение чиниться токмо для брата моего Авраама, за которого определён быть страдателем, и вижу ясно, что намерение положено, по прибытии моём в Копенгаген, бросить меня на корабль и отвести в С.-Петербург, и чрез жестокое и страдательное истязание о брате моём ≈ хотя сведом или не сведом ≈ спрашивать┘ Страх сей видимой и бесконечной моей беде привёл меня в такое крайнее отчаяние, что я, отрекшись от всех благополучий сего миру, принял ныне резолюцию ретироваться в такой край Света, что обо мне ни памяти, ни слуха не будет, и таким образом докончаю последние бесчастные дни живота моего хотя в крайнем убожестве и мизере, но спокойною совестью и без страдания╩. Впрочем, жизнь его на этом не кончилась (он проживёт ещё добрых пять десятков лет!), да и ╚ретироваться╩ на край света он не пожелал, а, как и его старший брат, стал невозвращенцем и обосновался в респектабельном Лондоне.

Царь Пётр долго не мог простить английскому правительству покровительства, оказанного Аврааму и Фёдору: на проекте 1724 года о примирении России и Великобритании он собственноручно начертал, чтоб ╚Веселовские нам отданы были, понеже как в издержании денег, так и в иных вверенных им делах многое противу делали и требуют розыску╩. Англия, однако, так и не выдала России беглых дипломатов.

Не знаем, тосковал ли Фёдор по русским берёзкам или по одетому в гранит Петербургу, только ностальгия разъедала его душу сильнее, нежели у старшего брата. С жизнью на чужбине он так и не свыкся и неоднократно ходатайствовал перед российскими властями о возвращении на родину. Ещё при императрице Анне Иоанновне он начал посылать ценные сообщения вице-канцлеру, графу А. И. Остерману, о внутриполитическом положении Англии, парламентских новостях, событиях придворной жизни и т. д. Он заверил графа в желании ╚употребить последние дни живота своего к услугам отечества┘ яко верному и всякому доброму подданному надлежит╩. Историк С. Ю. Дудаков даже полагает, что Веселовского намеренно не спешили впускать в Россию потому, что такой важный ╚канал╩ информации ╚был нужен правящей верхушке именно в Лондоне╩.

Но Фёдор Павлович продолжал упрямо рваться в Россию. ╚Сегодня приходил ко мне бывший прежде сего при аглицком дворе резидент Ф. Веселовский,≈ доносил в реляции из Лондона в январе 1742 года русский посланник А.