– Видеть вас – самое чудесное, что могло случиться со мной, – сказал Роберт.
– Я должна идти.
– Буду жить завтрашней встречей.
– Мои стражи что-то заподозрили. Я больше не могу задерживаться.
– Можно ли мне поцеловать вашу руку… Елизавета?
– Я не смею дольше тут оставаться.
– Я буду ждать… и надеяться.
– Это хорошо – ждать и надеяться. Увы, это все, что остается нам, бедным узникам.
Она подняла лицо к небу, так что свет упал на него, тряхнула волосами и дотронулась до горла хрупкой белой рукой. Это была замечательная картина, которую Роберт хотел сохранить в памяти.
– Вы так прекрасны, – услышала принцесса его шепот. – Еще прекраснее, чем я вас помнил.
Улыбаясь, она прошла мимо.
Знали ли стражи и друзья Елизаветы, почему по утрам она всегда прогуливалась в одном направлении? Знали, кто тот узник, который смотрел на нее из-за решетки? Если и знали, то притворялись неосведомленными.
Она сидела на траве под окном камеры, прислонившись к стене, смотрела в небо и разговаривала с Робертом Дадли.
Елизавета бранила его, но с нежностью и была так же возбуждена, как когда-то во время самых волнующих встреч с Томасом Сеймуром.
– Итак, Роберт Дадли, вы изменили нашей самой милостивой королеве?
– Принцесса, я служу только одной королеве.
– Тогда, должно быть, это королева Мария.
– Нет, королева моего сердца, королева, которую я всегда буду боготворить до конца моих дней, не Мария.
– Может быть, Эми?
– Ах, не говорите о бедной Эми.
– Не говорить, в самом деле? Бедняжка, мне жаль ее. Ей случилось оказаться вашей женой.
– Я говорю о королеве, – уточнил он. – О единственной в мире, которую я люблю, но которая, боюсь, для меня недосягаема.
– Как ее имя?
– Елизавета.
– Надо же, такое же, как и у меня!
– Вы смеетесь надо мной?
– Роберт, вы распутник. Многие в этом убедились на своем опыте.
– А что мне остается делать, если я знаю, что никогда не приближусь к моей любви? Приходится в отчаянии искать других, похожих на нее.
– Значит, эти другие… эти деревенские девушки… напоминают вам ее?
– Может быть, чуть-чуть. У одной голубые глаза, но волосы не того же цвета. У другой волосы приобретают отдаленное сходство с волосами Елизаветы лишь тогда, когда на них падают лучи солнца. У третьей, как и у нее, белые и хрупкие пальцы, но им недостает совершенства…
– Роберт Дадли, – с вызовом произнесла принцесса, – женщина должна быть совсем глупой, чтобы довериться вам.
– Но только не она. Кто я такой, чтобы надеяться, что она посмотрит в мою сторону?
– Вам вынесен смертный приговор, – тихо произнесла она.
– Я почти рад этому. Потому что он позволяет мне быть отчаянным: я могу сказать той, которую люблю, то, что в других обстоятельствах никогда не осмелился бы.
– Продолжайте, – прошептала Елизавета.
– Я люблю вас… никого, кроме вас. Мне нет в жизни другого места, только рядом с вами. Хорошо, что за мной скоро придут и я отправлюсь на эшафот, потому что мне нельзя надеяться на ответную любовь…
– Глуп человек, отказывающийся от надежды.
– Вы так думаете?
– Надежда – то, чем мы живем…
– На что же мне надеяться?
– На жизнь. |