— Да, хочу. Но это совсем другое дело.

— Хорошо, давай поговорим об этом другом! Может, ты найдешь когда-нибудь время смилостивиться и надо мной, доставляющей тебе хлопоты.

— Винга! — улыбнулся он и поднялся во весь свой огромный рост. Ее всегда несколько шокировала его громадная фигура. Виноваты в этом, видимо, были плечи. Эти своеобразные плечи Людей Льда с приподнявшимися острыми концами. Узкие бедра, длинные прямые ноги, на которых покоилось туловище, и голова с дико перепутанными волосами.

Она тут же встала и быстро придвинулась к нему, испугавшись, как бы он не ушел.

— Еще бокал вина?

— В такой близости с тобой? Нет, благодарю, лучше я сохраню самоконтроль.

— Это грех! Знаешь, Хейке, ты так и не поцеловал меня ни разу?

— Очень хорошо знаю. Я почти ни о чем другом и не думаю.

— Да? В таком случае поцелуй сейчас, — сказала она, прильнув к нему и глядя на него своими живыми, молящими глазами.

Он не мог оставаться серьезным.

— Это будет началом нашего конца, Винга.

— Какого конца? — фыркнула она и своей маленькой рукой, погрубевшей от работы, стала стучать ему в грудь. — Кому какое дело до того, что нам будет хорошо?

Хейке схватил ее за запястья, удерживая крепко руки, но он вовсе не злился, наоборот, улыбался ее ожесточению.

— Дело во мне, — сказал он. — Я никогда не прощу себя, если поступлю с тобой подло.

Она вмиг вспыхнула, но тут же снова стала ласковой, кокетливо соблазнительной. Ох, он знает все ее трюки!

— Хейке, — произнесла она просительно, — тогда в экипаже нам было хорошо, не правда ли? Единственный раз, когда ты отступил от своего правила.

— Да, Винга, это было прекрасное мгновение. Оно запомнится на всю жизнь.

— Не правда ли? Я помогла тебе, ты помог мне, и никто из нас не потерял девственности или как это теперь называется. Ах, я так часто мечтаю об этом! Тоскую по тебе. А сейчас я должна довольствоваться лишь сама собой, и это не так приятно!

— Винга! — шокировано произнес он, почти задыхаясь.

— Да, мне все ясно! Я же сказала, что уже взрослая и что люблю тебя и жажду. В жарких снах я вижу тебя и просыпаюсь или лежу и фантазирую в одиночестве, что ты рядом со мной, думаю о том, что мы делаем, и тогда освобождаюсь от мучительного вожделения. С тобой такого не происходит?

Хейке покраснел.

— Ох, Бог мой, Винга, я тоже мечтаю об этом, когда остаюсь один!

— Тогда решайся! Разве наша откровенность не взаимна? Неужели это не прекрасно? То, что я и ты можем говорить обо всем.

Он видел, что она оскорблена.

— Конечно, можем, я не мог даже и мечтать, что и ты тоже… Конечно, по ночам я обнимаю тебя, Винга! Я прижимаюсь телом к матрацу и воображаю, что ты лежишь подо мной и… Нет, не будем больше играть с огнем, дитя!

Она, настоящее дитя природы, мгновенно вспыхнула и ничего больше не стала от него требовать. Сейчас она знала, что они равны. Он положил руки на ее плечи, наклонился и поцеловал ее в лоб.

— Это все, что ты можешь сделать? — вкрадчиво произнесла Винга.

— Пока, да.

— Хорошо. Это, во всяком случае, уже звучит, как обещание. Но неужели мы не можем повторить то прекрасное мгновение, какое было в телеге? Здесь, сейчас. А?

— Сейчас я не располагаю временем.

— Превосходно!

— Винга, это серьезно. Попытайся помочь мне хоть немного!

Она подошла к нему. Они снова сели, несколько успокоившись.

— Ну-с, что же с Гростенсхольмом? — спросила она усталым голосом, словно стыдясь своей назойливости.