Трезвый в смысле деловой! В голове его приятно шумело.

Такое уменьшение слуг совсем небезопасно… Необходимо как можно быстрее заменить сбежавших новыми. Хозяйство несет урон, это заметно даже в самом доме. Может быть, работники получали недостаточно? Следует поставить заслон этому суеверию. Мерк предложил, чтобы уездный пастор отслужил мессу в поместье. Освятил комнату за комнатой.

— «Дьявольское наваждение, демонические страсти? Изгнание сатаны!» — фыркнул в раздражении Снивель.

«Хорошо я сказал», — удовлетворенно подумал Снивель, лежа в постели и испытывая в голове кружение от выпитого вина.

«Нет, нет, — быстро заверил Мерк, — просто нужно успокоить людей в поместье. Может быть, эти суеверные животные убедятся после освящения пастором, что в доме царит мир и спокойствие, что здесь не может быть никаких привидений».

Снивель нашел это разумным. И они единодушно решили пригласить на днях пастора.

Снивелю было безразлично. Естественно, он общался с пастором, который относился в уезде к сливкам общества, но был до ужаса нудным типом! Напыщенным!

Мерк такой же важный и надутый. Лишь пригубил прекрасную водку и заявил, что это напиток Дьявола, который детям Господа Бога даже пробовать не пристало.

Обреченные убийцы радости! Но Снивель демонстративно продолжал пить.

Его стало клонить ко сну. Скоро заснет.

Тишина…

Снова тишина, безмолвие! Тяжелая, осязаемая, заполненная тысячами глаз. Давящая, словно погода во время грозы.

Особенно отчетливо тишина ощущалась наверху, на чердаке. Никогда он не слышал такого зловещего безмолвия, исходящего оттуда, сверху. Оно представлялось ему даже хуже, чем в прошлую ночь, но это, конечно, игра воображения.

Снивель лежал неподвижно и слушал. Не может же он быть абсолютно глухим.

Но ведь даже глухие, вообразил он, должны слышать больше, чем он сейчас. Шорох или нечто подобное. Он не слышал ничего. Словно на дом, на всю землю кто-то наложил огромную перину и заглушил все звуки.

Комната слабо вращалась. Видимо он перехватил спиртного. Кровать поднялась и начала качаться. Приятно, приятно. Все поплыло, закружилось.

В ушах зашумело. Так бывает, когда примешь слишком много лекарства, или, если человека мучает какой-то звук. Но здесь же нет никаких звуков.

У него закружилась голова. Нет, это уже неприятно, жужжание стало слишком сильным! Остановись, остановись!

И в этот момент он обнаружил, что кровать действительно качалась! Он вынужден был крепко держаться за нее руками. Вся комната сильно вращалась.

Галлюцинации, конечно. Сейчас ему надо не потерять разум и не смешивать иллюзии и реальные факты!

Но вот началась вибрация. Кровать стало трясти и из огромной тяготящей тишины возник звук. Сначала слабый-слабый, глухой, но вот сила его стала нарастать, глубокий звук, который, казалось, мог разбить все стеклянное в доме. Он становился все сильнее и сильнее. Снивелю хотелось даже зажать уши, но он не мог оторвать рук от кровати, которая вибрировала в унисон с этим невыносимым звуком. Звук… Он хочет разорвать его? Изнутри?

Снивель уставился вверх в темноту, широко раскрыв глаза и разинув рот. Он пытался крикнуть, но давление воздуха перехватило горло, а кровать вращалась и крутилась… Или это двигалась комната? Он не мог понять. Звук рвался изнутри, а давление воздуха давило снаружи.

Ларсен! Он должен слышать это и наверняка скоро прибежит.

Но Ларсен спал и ничего не слышал.

Снивель почувствовал в легких боль. Давление воздуха было столь сильным, что лицо его, как ему показалось, стало плоским, кровать все время тряслась, словно хотела разделаться с ним, но он судорожно держался за нее.