У калитки раздался возглас, не имеющий ничего общего с Нобелем, это была фраза, которую можно услышать в Галиции на каждом шагу, но имела она одну особенность – непревзойденно торжественный тон, возможно, даже более торжественный, чем тот, которым восклицает священник в церкви:
– СЛАВА!......ИИСУСУ!.......ХРИСТУ!!!
Я мгновенно онемел и оцепенел, предчувствуя что то нехорошее, тревожное и загадочное, какой то совсем иной вариант, который я не учитывал, к которому не был готов, а она, не давая мне прийти в себя, продолжила тем же пасторским тоном:
– Задумывались ли вы когда нибудь над своей жизнью?
Я чуть не свалился с копыт, услышав эти слова, казалось, над головой у меня разверзлось небо со всеми громами и молниями. Я готов был убить ее в тот момент. Единственное, что ее тогда спасло, – Библия, которую она трепетно прижимала к груди. А может, ее спас старикашка, неожиданно вынырнувший из за кустов и тоже направивший стопы свои ко мне, гнусавя:
– …бесчисленное множество людей не думает не думает о том что их ожидает бесчисленное множество людей ошибается ругается ежедневно и ежечасно погружаясь во грех все глубже и глубже и если не протянуть им вовремя руку они окажутся окажутся в геенне огненной в геенне огненной огненной…
Он держал в руках какие то баптистские, или, может, иеговистские журнальчики с простецкими цветными иллюстрациями – львами, тиграми и пантерами, покушающимися на чистые человеческие души, в частности и на мою, – и молол, молол, молол, а геенна огненная уже светилась вдали и подмигивала мне игривым взором, а девушка протягивала мне Библию с какой то невероятно доброй и сочувствующей улыбкой – так улыбается медсестра пациенту перед тем, как всадить ему обезболивающий укол. Я сердито хлопнул калиткой, так, что ворота затряслись и эхо покатилось, и, обернувшись к ним спиной, сдерживая зубами целый табун матерных слов, чтобы не сорвались раньше времени, вернулся в дом и только тогда дал волю своей злости, выплюнув слово «блядь» сто сорок восемь раз, а когда успокоился, то подумал: а какого ты милого, собственно, разругался? Ведь ты получил то, чего хотел. Шла себе девушка агитатор по улице, чаяла встретить живую душу, чтобы обратиться к ней с вещим словом, наставить на путь истинный, спасти от геенны огненной, но улица была безлюдной, в такую погоду люди спешат управиться с огородами, она и твой дом миновала бы, если бы ты, ты сам не попросил об этом Господа, ведь это ты чуть ли не коленях стоя умолял его: «Господи, сделай так, чтобы она зашла ко мне!», вот Господь и послушал, Господь всегда внемлет всем твоим прихотям, ты пожелал, чтобы девушка агитатор пришла к тебе, она и пришла, и теперь все, что тебе остается, чинно поблагодарить Бога, и я поблагодарил: «Благодарю Тебе, Господи, что исполнил волю мою! И прости мне, что я не воспользовался даром твоим».
И все же был, был один такой случай, когда Господь не выслушал мою просьбу. Это произошло, когда я попросил у него вернуть мне мою жену. Что могло быть проще? Вернуть мне мое же, не так ли? Однако Господь меня не услышал. Видимо, были у него на то свои причины. И знаете что? Я благодарен ему за это. Не прошло и полгода, как я искренне благодарил его: «Господи, благодарю тебя за то, что не послушал меня, недотепу, и не вернул мне жену мою». Ну конечно, Господь знал, что делает, иначе вся моя последующая жизнь превратилась бы в ад кромешный, ведь, забегая наперед, скажу, что жена моя, выйдя замуж за американского зубного врача, вскоре со скандалом развелась, пережила пожар в доме и в результате оказалась в лечебнице для душевнобольных, где провела два года.
Я снова сел за стол, перечитал написанное и попытался продолжить работу, но рука упорно выводила на бумаге какие то малимоны, переплетения лиан, джунгли Бирмы. Рука не в состоянии была написать ни единого слова, которое бы упало, словно кошка, на четыре лапы и осталось жить, потому что через секунду то слово вычеркивалось, а на смену ему падало другое, и тоже исчезало, и я уже понимал, что в этот день мне не удастся написать ничего путного. |